В рамках нашей рубрики «Книготорговцы» мы уже задавали вопросы книжному магазину музея «Гараж» в Москве — теперь пришел черед петербургского филиала.
Екатерина Александрова
Управляющая книжного магазина музея «Гараж» в Петербурге
Как вы стали работать в книжном магазине?
Мое попадание в мир книжных можно назвать немного поэтичным. С детства я очень много читала, любила книги и рано поняла, что мне очень интересна зарубежная литература, поэтому поступила на лингвистику, а после нее на издательское дело, планируя стать редактором переводной литературы. Но на рынке переводчиков начался безумный демпинг, а хотелось в большой книжный мир, где меня никто не ждал, поэтому я решила попасть в него самостоятельно.
Так началась моя безумная авантюра по преображению букинистического магазина, которую поддержали его владельцы (не без переговоров), а также мои друзья и родные. Магазин пришлось отмыть, перекрасить и пересобрать заново, и на следующие полтора года он стал одним из самых молодежных магазинов старой книги.
Тогда я поняла, что для меня книжный магазин — не «третье место», а «первое», а также что мне нравится работать с пространством и книгами, и что это одна из моих сильных сторон. После мне удалось перезапустить книжный магазин в частной галерее, а сейчас я рада заниматься развитием одного из лучших музейных книжных магазинов страны.
Опишите своего постоянного посетителя.
Наш постоянный посетитель — это человек определенных интересов. В первую очередь — это искусство, но также и культура в целом. Наш магазин имеет свою специализацию, и мы ее придерживаемся, за что нас и любят наши постояльцы.
Какая книга Ad Marginem — самая популярная в книжном магазине петербургского «Гаража»?
Боюсь, что, также как и у коллег в Москве, самой популярной книгой Ad Marginem можно назвать «Одинокий город» Оливии Лэнг. Думаю, что это можно связать с жизнью в большом городе, поиском ответов и большим откликом на жанр автофикшена, который стал очень популярным в нашей стране за последние годы. Кажется, мир наконец-то приходит к пониманию, что все на свете начинается с личного отношения.
Также среди бестселлеров можно назвать издания Сьюзан Сонтаг, особенно ее дневники, которые не прекращают спрашивать и сегодня, когда тираж первого тома исчез с полок книжных несколько лет назад.
Ваши любимые книжные места в России и мире?
Не могу сказать, что у меня есть любимые книжные места. Каждый из магазинов люблю по-своему, с каждым свои воспоминания и своя история знакомства. Хотя, пусть и немного сентиментально, но любимым книжным был мой букинистический магазин, который стал мне домом в большом незнакомом городе в самое нужное для этого время. Это моя большая история любви.
Есть какие-то забавные истории или курьезные случаи из работы?
Однажды в разговоре с коллегами, когда мы обсуждали дизайн книг, типографику, опыт иностранных коллег и проблемы издания в России в целом, я своевременно пошутила, что в книге «Искусство издателя» Роберто Каллассо точно стоило сделать поля, мне до сих пор припоминают эту шутку, но это было очень-очень любя!
Какое будущее у книготорговли?
Будущее однозначно не будет безоблачным. Книжные магазины будут всегда, но они не оторваны от общего контекста, и на них работу, к сожалению, также влияют события и решения, которые они не всегда могут контролировать.
Книжное дело всегда было по любви, от того и его беды, что часто коммерческая составляющая задвигается на второй план. Считается, что о ней нехорошо говорить, ведь мы же делаем благое дело, из-за нее же книжные магазины не признают культурными учреждениями, как библиотеки, поэтому мы не дополучаем необходимую нам поддержку. Книготорговцам нужно научиться говорить о проблемах открыто, а не только внутри своего закрытого комьюнити, и также не боятся просить помощь как коллег, так и покупателей.
В нашем издательстве вышла «Краткая история цифровизации»Мартина Бурхардта, посвященная компьютеру как определяющей модели общества.К выходу книги по нашей просьбе несколько человек вспомнили о своем знакомстве с диджиталом. Владимир Харитонов поделился трудностями верстки в программе PageMaker, Максим Фетисов рассказал, как чуть не стал оператором ЭВМ, а Александр Иванов вспомнил знаменитое противостояние между Ad Marginem и Андреем Черновым.
Владимир Харитонов
Исполнительный директор Ассоциации интернет-издателей
Забыл, как назывался первый текстовый редактор, в котором я начинал работать на своем первом компьютере, которым была не помню какая по номеру «Электроника». А ведь я в нем написал диссертацию. Наверное, это был «Лексикон» или MultiEdit. Но пытаться верстать книги я точно начинал в Ventura Publisher, когда в самом начале 1990-х полтора года работал редактором в екатеринбуржско-петербургском журнале «Лабиринт/ЭксЦентр». Сейчас, наверное, сложно представить гуманитарный голод той поры, когда журнал, печатавший постмодернистскую прозу и философские эссе, выходил тиражом 15 тысяч. Недолго, но все же.
Компьютер с Ventura в редакции был один, и обычно весь день за ним сидел единственный человек, который умел с ним обращаться, — редакционная верстальщица. Но в выходные в редакции никого не было, и я — в перерывах между игрой в какой-то flight simulator той эпохи — научился вносить правку в макет. А еще у этого компьютера был вертикальный монитор! Как же это было круто.
Журнал скоро приказал долго жить, поскольку финансировавший его издание чувак решил, что зарабатывать продажей риса и вертолетов в Дубае значительно интереснее, чем таскать стопки журналов. Журнал исчез. А там и Ventura стала частью Corel, в которой тогда можно было делать почти всё, хотя и через задницу. А потом на горизонте появился Aldus PageMaker, который оказался на порядок проще, быстрее и эффективнее Ventura. Недавно, кстати, встретил живого верстальщика в Corel Ventura. И кто-то еще сомневается в том, что традиции — наше всё.
И когда мы с друзьями в конце девяностых начали делать книги при издательстве УрГУ (по преимуществу, на гранты нежелательной нынче организации «Открытое общество» фонда Сороса), то верстали мы их уже в PageMaker. И часто вздыхали по Ventura, потому что она почему-то умела автоматически заверстывать текст сносок внизу полосы, а PageMaker, даже когда его купила Adobe, так и не научился. Попробуйте сверстать «Монтайю» или «Критику цинического разума» с сотней, а то и двумя или тремя, сносок, расставляя блоки с текстами сносок вручную! Так что, когда Adobe прекратила поддержку PageMaker и сделала InDesign, который — ура! — умел делать сноски, то это было счастьем. Но, представляете, как и с Ventura: до сих пор мне попадаются макеты, сделанные в PageMaker.
В общем, я попал в издательское дело слишком поздно. Производство книги уже изначально стало цифровым. Наборный станок и линотип живьем, конечно, я успел повидать, но через типографский набор, изобретенный Гутенбергом, книги, которые я делал, никогда не проходили. Вся эта компьютерная механика, конечно, всегда заканчивалась аналогово — цифровой макет так или иначе превращался типографией в бумагу.
Если быть совсем точным, то так происходило примерно до конца 1990-х, когда появились наладонные компьютеры, этакий мини-эрзац компьютера, который, несмотря на свою убогость, вполне позволял читать… Как это правильно можно назвать? Тексты книг? Книжный контент? Книги? Но читать было можно. Даже издатели напряглись и начали потихоньку (ну, как потихоньку? самая обсуждаемая тема Франкфуртской книжной ярмарки начала XXI века!) и кособоко (потому что они решили, что это будет PDF, который «похож» на книгу) обсуждать, как делать бизнес на электронных книгах. PDF продавать было, конечно, рановато: PDF — тяжелый формат, интернет и наладонники были слабыми, читать с монитора — то еще удовольствие. Неудивительно, что делать бизнес на электронных книгах (и более подходящих форматах для наладонников) начали вовсе не издатели. Когда же появились букридеры с бумагоподобным экраном, а потом и смартфоны с дисплеями, которые были способны передавать изображения с «типографским» разрешением, сомнений стало меньше — книги действительно могут существовать в цифровой форме.
Издатели, правда, еще долго не могли осознать этот факт, как и потребность читателей. К счастью, Adobe оказалась более сообразительной и к началу 2010-х научила InDesign — с кучей багов, но все же — превращать сверстанные макеты книг в универсальный формат электронных книг EPUB. Осталось всего ничего — помочь издателям всей этой новой механикой пользоваться.
Максим Фетисов
Кандидат философских наук, переводчик, редактор
История моего первого столкновения с тем, что сейчас принято называть «цифрой», «диджиталом» и тому подобными странными словами, случилась давно, когда именно — уже точно и не припомнить. Могу только сказать, что произошло это в стране, которой уже скоро как тридцать лет нет на карте. Тогда, правда, никто ничего такого и представить себе не мог, как, впрочем, и того, что сталкиваешься с явлением, которое перевернет жизнь в совершенно невероятных масштабах.
Началось все, как и многое другое в те годы, с советских медиа. В прессе стали появляться мнения, что в деле персональной компьютеризации мы безнадежно отстаем, даже от собратьев по социалистическому лагерю. Там же с восторгом расписывались преимущества обладания заветным устройством и звучали названия брендов: Commodore, Atari (кто-нибудь про них помнит?), и даже IBM. Все это казалось невероятной экзотикой. Вскоре очень кстати выяснилось, что еженедельный день профессиональной ориентации (такой был в советской школе, поскольку считалось, что СССР был страной профессий) можно попробовать посвятить освоению загадочной специальности «оператора ЭВМ» (за точность названия не поручусь, время безжалостно).
В какой-то из дней в одной из аудиторий собралась масса желающих управлять вожделенной техникой. Мужчина в белом халате сообщил, что возьмут не всех, но белые халаты тем не менее обязательны, поскольку техника дорогая, по цене автомобиля. Материально-аппаратный субстрат специальности был представлен знаменитыми компьютерами «Агат». Это сейчас мы знаем, что это был «цельнотянутый» знаменитый Apple II, с которым, как сообщают историки советской техники, вышеупомянутый «Агат» был «частично совместим». Тогда это было не так очевидно.
Устройство выглядело прямо как настоящий компьютер с картинки: системный блок, кажется, там был даже привод для флоппи-диска (помните?), клавиатура (почему-то двухцветная) и монитор, своим видом очень похожий на портативный литовский телевизор «Шилялис» (да, Литва когда-то делала телевизоры). Очень быстро выяснилось, что никто никого подпускать к дорогой и редкой технике не собирается (по крайней мере, всерьез), поскольку сперва необходимо изучить «бейсик» (может кто-то помнит, что это). Но и «бейсик» это еще не все, потому что сначала нужно как следует освоить бинарный код (о том, что это такое, можно прочитать в книге Буркхардта, примерно в середине, там где про «один-ноль»), и осваивать вы его будете, разумеется, не на самой машине, а в тетрадке. Интересно, проходят ли его сейчас на тех бесчисленных курсах кодинга, чьей рекламой буквально забита сеть? А ведь это одна из немногих возможностей понять, чем является так называемое «реальное время».
В общем, «оператором ЭВМ» я тогда не стал и оказался на совсем другой специальности (о чем в итоге совсем не пожалел), а первая попытка «цифровизации» ушла от меня неузнанной. Впрочем, уходить неузнанными, — свойство многих по-настоящему больших событий, но это уже тема совсем другого разговора.
Александр Иванов
Главный редактор издательства Ad Marginem
Это случилось в 1990-х, когда у Ad Marginem еще даже своего сайта не было, только страничка в «Живом журнале». Двадцать первого июля 1999 года издательство вступило в конфликт с Андреем Черновым — программистом, одним из основателей рунета, создателем кодировки KOI8-R. Культовый человек для русского интернета 1990-х.
В 1999 году у нас вышел роман Сорокина «Голубое сало» — тиражом небольшим, но продавался мощно. Это был один из наших бестселлеров и лонгселлеров. В этом же году Чернов на своем сайте опубликовал ссылку на пиратскую версию романа. Поскольку он был очень популярным человеком, этой ссылкой стали пользоваться, ее стали дублировать. Впервые в истории издательства мы столкнулись с интернет-пиратством. Тогда оно еще не было распространено, не существовало пиратских ресурсов, торрентов, Флибусты.
Мы думали, как отреагировать. Сидели с Михаилом Котоминым на Новокузнецкой, и вдруг появился наш приятель, актер и продюсер Олег Шишкин, который подсказал нам написать Чернову текст довольно странного свойства. Звучал он так: «Уважаемый господин Чернов, настоятельно просим Вас удалить роман “Голубое Сало” с вашего сайта, либо согласовать его публикацию с концерном SAAB, который предоставит автомобили, на которых с Вами приедут разбираться».
Мы, недолго думая, направили сообщение Чернову. Он же стал подключать все ресурсы для того, чтобы защитить свою позицию. Мы, в свою очередь, решили перевести весь этот разговор в юридическое русло — выяснить, в праве ли мы защищать свои авторские интересы при таких прецедентах.
Мы нашли адвоката, подготовили судебный иск, подали на Чернова в суд. Суд состоялся зимой 2000 года, и мы его с треском проиграли. После этого Чернов сделал зеркальную версию нашего сайта, поместил туда какие-то издевательства — короче говоря, креативил на тему Ad Marginem в течение десяти или более лет.
Тогда правового законодательства в интернете не существовало. Наш адвокат предложил предоставить бумажную распечатку того, как работает ссылка, размещенная Черновым. То есть так: делаем распечатку с экрана, где есть ссылка, затем уходим по ссылке на тот ресурс, куда она отсылает. После этого делаем распечатку всего романа Сорокина, выложенного на пиратском сайте.
Мы принесли кучу этих документов, но суд это совершенно не убедило. Они сказали: «окей, вы распечатали один раз, но ведь ссылка не работает один раз, она работает на постоянной основе». По логике суда, нам нужно было распечатывать скрины долгое время и принести 20-30 папок с распечатками.
Это было едва ли не первое дело в русском интернете касаемо авторского права. Мы получили невероятное количество хейта, но и невероятное количество упоминаний. Негативный пиар в каком-то смысле сработал на издательство.
Мы подготовили для вас самую жаркую и летнюю, самую большую и туристическую подборку — аж из 33 книг. На все позиции в списке с 30 июля по 6 августа распространяется скидка 33% по промокоду жара.
В Италии на 81-м году жизни умер Роберто Калассо. Публикуем некролог, написанный генеральным директором Ad Marginem Михаилом Котоминым.
Сегодня, 29 июля, в Милане в возрасте 80 лет умер Роберто Калассо, писатель, переводчик, издатель Adelphi. Калассо был человеком-институцией, связующим звеном между культурой высокого модернизма и нашим временем. В каком-то смысле он был последним великим издателем, в духе Питера Зуркампа или Гастона Галлимара, открывшим Италии и миру целые пласты европейской культуры, соединяющий разноязычные литературы, в его переводах существуют на итальянском Ницше и Кафка, а переводы его собственных книг на новые языки образовывали новые связи, оплетающие arbor mundi.
Для русского читателя Калассо известен как друг и адресат некоторых стихотворений Иосифа Бродского, который написал предисловие к американскому изданию его эссе «Брак Кадма и Гармонии». Каждый год, несмотря на преклонный возраст, Калассо посещал Франкфуртскую книжную ярмарку и лично общался с международными издателями, работавшими с Adelphi.
Нам посчастливилось издать две его книги на русском, одна из которых — «Искусство издателя» — сегодня читается как его личный манифест. Без Калассо мир книг оскудеет, но зато приумножится архив золотого века европейской культуры, сонм ушедших великих пополнился еще одним деятелем.
Requiescat in pace, Roberto Calasso!
Михаил Котомин
Понравился материал?Расскажи другим
Все новости и мероприятия издательства
Подписывайтесь на рассылки Ad Marginem и А+А!
В рассылке Ad Marginem рассказываем о новинках и акциях, дарим промокоды и делимся материалами:
28 Июля / 2021
«Если я не пишу, то все время думаю об этом»: 6 вопросов Лонг Литт Вун
В юности Лонг Литт Вун, малайзика по происхождению, уехала учиться в Норвегию, где вышла замуж за норвежца Эйолфа Ольсена. Лонг стала антропологом и членом Норвежской микологической ассоциации. Однако в ее жизни случилась трагедия: муж Лонг умер. О том, как Лонг Литт Вун преодолевала это трагическое событие при помощи микологии и грибов, рассказывает ее книга — «Путь через лес». Мы же задали писательнице несколько вопросов в рамках нашей рубрики «Q&A с автором»— о любимых авторах и грибных рецептах, писательских ритуалах и советах начинающим грибникам.
Что вы почувствовали, когда узнали, что ваша книга выйдет по-русски?
Я очень обрадовалась, когда узнала, что моя книга будет доступна для российских читателей. Знаю, что в России сбор грибов — традиционное занятие.
Ваша любимая книга или автор?
Сложный вопрос. Сейчас, например, я читаю «Сердце женщины» Майи Энджелоу. Прочла ее практически за один присест – это точно хороший знак.
Как вы пишете? Есть ли у вас особые рабочие приемы или писательские ритуалы?
Я начинаю ранним утром и продолжаю время от времени в течение дня. Если я не пишу, то все время думаю об этом.
Какой ваш любимый грибной рецепт в августе?
Белые грибы — единственные грибы, которые мы едим в сыром виде. Их можно найти уже в начале августа. Лучше всего собирать маленькие — мы называем их «пробками от шампанского». Их можно нарезать ломтиками, а потом сбрызнуть лучшим оливковым маслом, посолить и поперчить — и ничего больше.
Ваш совет начинающим грибникам?
Не ешьте ничего, что вам кажется подозрительным. Всегда консультируйтесь со специалистами. Заведите друзей-грибников и отправляйтесь за грибами вместе с ветеранами в этом деле.
Достоевский считал, что красота спасет мир, а что, по-вашему, спасет мир?
На английском языке вышла написанная литературным критикомРичардом Зенитом биография европейского модерниста и одного из главных португальских писателей — Фернандо Пессоа. К выходу книги вспоминаем главные гетеронимы, за которыми скрывался писатель, ушедший молодым и, увы, непризнанным.
Фернандо Пессоа внес важнейший вклад в европейский модернизм и португальскую литературу . По степени влияния его часто сравнивают с классиком португальской литературы — Луишем де Камоэнсом.
Пессоа запомнился не только своим мастерством. Португальский поэт и прозаик за свою недолгую жизнь (он прожил 47 лет) успел придумать себе множество гетеронимов — так называются псевдонимы, которыми писатель подписывает выделенные по некоторому признаку произведения.
Отличие от гетеронима от псевдонима заключается в том, что он не является просто вымышленным именем, за которым прячется автор.
Гетероним — это созданная воображением индивидуальность, нечто большее и куда более сложное, чем псевдоним: выдуманная личность, существующая на границе с реальностью и литературой.
Разумеется, португальский писатель не был первым, кто создавал гетеронимы для литературного творчества. Однако Пессоа добился особенных успехов в гетеронимии — и сейчас термин «гетероним», в первую очередь, связан именно с ним. Собственно, о Пессоа и его творческом пути рассказывает любая статья или лекция, посвященная гетеронимам.
Модернист превращал гетеронимы в литературные маски — наделял их богатой историей, биографией, писательскими особенностями и личными качествами. По оценкам разных исследователей, у Пессоа гетеронимов было от нескольких десятков до 136 вымышленных имен для подписи своих творений.
Выделяют три главных гетеронима Пессоа — Алберту Каэйру, Рикарду Рейш и Алвару де Кампуш. Также существовал полугетероним, Бернарду Суареш. О том, как создавались эти персоналии, писатель рассказал в известном письме, адресованном Адолфу Казайш Монтейру и впервые опубликованном в 1937 году.
Алберту Каэйру
Первый из трех главных гетеронимов Фернандо Пессоа
Каэйру был наиболее влиятельным среди трех главных гетеронимов Фернандо Пессоа — его авторитет признавали два других альтер-эго писателя, Алвару де Кампуш и Рикарду Рейш. Кроме того, Каэйру является учителем самого Пессоа.
Каэйру, в отличие от Пессоа, прожил всего 26 лет — он родился в Лиссабоне в 1889 году и умер в 1915-м. Экзистенциалист, атеист, нигилист, отрицает философию.
Пессоа отмечал, что «вложил в него весь свой драматизм». От лица Каэйру Пессоа, по собственным словам, писал «в порыве чистого и неожиданного вдохновения, не зная заранее, даже не предполагая, что будет писать».
Писатель представляет Каэйру как хрупкого и невысокого поэта, пишущего с ошибками, живущего в деревне и воспринимающего мир зрительно, а не рационально. У Каэйру нет работы и высшего образования. Он живет на пенсию.
Рикарду Рейш
Второй из трех главных гетеронимов Фернандо Пессоа
Рейш — противоречивая фигура. Врач, воспитывался в иезуитском колледже, язычник, ненавидящий христианство, монархист, говорит на латыни и древнегреческом.
Родился в 1887 году в Порту, в 1919 году переехал в Бразилию из-за своих политических пристрастий. Умер в 1936 году. По телосложению низкорослый, но крепкий человек. Цвет кожи смуглый.
По замечанию Пессоа, труднее всего ему давалась проза Рейша — тот владел языком лучше, чем сам автор. Писатель отмечал, что пишет от имени Рейша «после некого абстрактного размышления, какое внезапно обретает форму конкретной оды».
Рейш во многом вдохновлялся античными авторами. Его проза наполнена древнегреческими и латинскими словами. Из-за этого читать его произведения трудно неподготовленному читателю.
Алвару де Кампуш
Третий из трех главных гетеронимов Фернандо Пессоа
Поэт-авангардист, циник, атеист, а еще инженер-судостроитель и потерпевший неудачу по всем фронтам экзистенциалист.
Место рождения — Тавира, морской порт на юге Португалии. Кампуш появился на свет 15 октября 1890 года, а умер 30 ноября 1935 года.
Пессоа описывал его, как худого и горбящегося человека, «похожего на португальского еврея». Писатель отмечал, что Кампуш выше его на два сантиметра, он носит монокль и зачесывает волосы на сторону. Характер невротический. Во многом это определяет импульсивный и страстный характер его стихов.
Как и Рейш, Кампуш знает латынь. В отличие от Каэйру, он образован: в юности получил лицейское образование, затем отправился в Глазго, где изучал судостроение.
Именно перу Кампуша принадлежит одно из главных произведений Пессоа — «Морская ода». Философия стихов Кампуша взаимодействует с событиями и процессами, очевидцем которых стал Пессоа. Кампуш спорит с тем, что может существовать личность отдельная от остальных. Именно подпись Кампуша стояла под скандальным футуристическим манифестом в журнале «Футуристическая Португалия».
По словам Пессоа, от имени Кампуша он писал, когда «чувствовал неожиданный импульс писать, но ещё не знал, о чём».
Поэтический сборник гетеронима португальского поэта, посвященный личности в век машин, прогресса и постклассической философии ХХ века.
Существовал также еще один, четвертый гетероним Пессоа, от лица которого написано едва ли не самое знаковое произведение писателя — «Книга непокоя». Имя его — Бернарду Суареш.
Однако сам автор назвал его «полугетеронимом» и в один ряд с Каэйру, Рейшем и Кампушем не ставил. Впрочем, Пессоа замечал, что Кампуш и Суареш во многом похожи.
Суареш — рассказчик «Книги непокоя», он работает помощником бухгалтера в Лиссабоне. Это альтер-эго близко к самому Пессоа, поэтому и не является полноценным гетеронимом. Пессоа, однако, писал, что личность Суареш меньше по масштабам, чем его собственная. Появляся Суареш, когда Пессоа был усталым или сонным.
«Книга непокоя», написанная Пессоа-Суарешем — это препарированная тяжесть жизни, отчуждение и одиночество человека, явственно ощущающего свою инаковость. Книгу называют «автобиографией без фактов» — она посвящена наблюдениям глубоко чувствующего, мечтающего и страдающего человека, каким, очевидно, являлся и сам Пессоа.
«Воображаемая исповедь бесполезности и болезненной и бесплодной ярости мечтания».
Почему государство контролирует денежные потоки? Бывший министр экономики Греции Янис Варуфакис объясняет это на примере биткоина — электронной валюты, неподконтрольной правительству. Публикуем посвященную биткоинам и блокчейну главу из книги Варуфакиса «Беседы с дочерью об экономике». А также напоминаем, что для того, чтобы купить книги на нашем сайте, биткоины не нужны — ведь теперь это можно сделать с помощью Apple Pay и Google Pay.
Вернемся сейчас на несколько лет назад, в 2008 год, когда большой экономический кризис отравил западные общества цинизмом: все перестали верить и государственной финансовой политике, и частным банкам, и политикам — всем, кто работает с политическими государственными деньгами.
Кризис, начавшийся в 2008 году в банковской сфере и охвативший всю планету, так что мы еще долго не сможем справиться с его последствиями, побудил многих задуматься о деньгах, которые были бы… как те самые сигареты в концентрационном лагере. Деньги, которые никак не связаны с государством, вне политики, не под контролем сильных мира сего. Деньги, создаваемые самими гражданами и для граждан. Деньги, с которыми ничего не сможет сделать ни один банкир, которые не будут употребляться для личного обогащения банкиров. Деньги, не подлежащие государственному регулированию и не подчиняющиеся насилию кредитной системы.
«Но если эти деньги будут бумажными, кто будет их печатать?» «И если эти деньги будут металлическими, кто будет их чеканить?» «И кто будет контролировать количество и качество денег, если не государство?»
Эти вопросы оставались без ответа до тех пор, пока не произошла цифровая революция, не появился интернет. Новые деньги будут цифровыми! У них не будет никакого физического облика, они будут жить только в наших компьютерах и мобильных телефонах. У них будет меновая стоимость, но никакой жизненной ценности и полезности, в отличие от металлических денег, которые могут быть украшениями, от сигарет, которые можно выкурить, или даже бумажных денег, изображения на которых могут что-то рассказать о стране.
Всемирно известный экономист объясняет, что такое экономика и как она влияет на нашу жизнь
Мечта о новых цифровых деньгах, которые будут международные, вне государственного контроля, — столь же стара, сколь и интернет. Но проблема с цифровыми деньгами такая. Все цифровые «вещи» (фотографии, песни) — это совокупность цифр (или совокупность единиц информации). Мы можем эти вещи копировать себе. Что нам помешает, если у нас есть цифровые деньги, скопировать их? Каждый тогда может произвести на своем компьютере сколько угодно денег! Представьте, если бы каждый военнопленный в лагере имел бесконечное число сигар. Ценность каждой сигареты упала бы до нуля, на них никто бы ничего не продал.
Первое предложение, как защитить электронные деньги от копирования, поступило по электронной почте 1 ноября 2008 года, через несколько недель после начала всемирного финансового кризиса. Письмо было подписано «Сатоси Накамото», причем кто это на самом деле — не установлено до сих пор. Господин «Накамото» описал изощренный алгоритм (по сути, отдельную компьютерную программу, как сейчас App — приложения), который лег в основу новой денежной единицы — биткоина.
Эти новые деньги вообще не имеют жизненной ценности, но при этом имеют меновую стоимость и защищены от любой порчи, подделки и использования не по назначению.
До появления письма Накамото проверка подлинности электронных денег требовала особых институтов, которые и осуществляли контроль за всеми финансовыми операциями с ними. Таковы, например, фирмы, выпускающие кредитные карты (например, Visa или MasterCard), таковы государственные службы контроля. Централизованный контроль над цифровыми деньгами был полностью политическим, не позволяя им стать свободными, как сигареты в концентрационном лагере.
Красота алгоритма Накамото была в том, что для его реализации не нужно никаких контролирующих служб, ни государственных, ни частных. Выпуск этих денег и операции по ним будет контролировать все сообщество пользователей биткоина. Так же точно было с сигаретами в лагере, где сидел Рэдфорд: все военнопленные, курящие и не курящие, участвовали в поддержании обращения сигарет как законного платежного средства. Но как это реализовать в интернете?
Идея состояла в том, что следы любого перемещения любого биткоина видны всем участникам проекта, всем, кто хоть один раз платил биткоинами. При этом счета могут быть анонимными — можно указать свой псевдоним, а не настоящее имя.
Но если ты имеешь доступ к своему счету, то ты видишь всю историю всех биткоинов за все время, все блокчейны (буквально — цепочки блоков), то есть все до одной операции внутри сети за всю историю.
Разумеется, такой контроль требует особых мощностей компьютеров. Поэтому те, кто хочет помочь проекту, предоставляют свои компьютеры для обработки всей этой информации, а чем больше информация обрабатывается, тем более уникальной она становится — биткоин ни при каких условиях невозможно подделать. Такая обработка огромных объемов информации называется майнингом (буквально — работой шахтера), и майнинг позволяет иметь биткоины и зарабатывать на их курсе.
Как часто и бывает, биткоин пал жертвой своего успеха. Хотя никому не удалось, и вряд ли удастся, вмешаться в алгоритм Накамото, зло всегда найдет, как проникнуть и похитить плоды чужого труда. Как только меновая ценность биткоина пошла вверх, многие владельцы больших объемов биткоина стали бояться, что какой-нибудь хакер разрушит систему и перепишет на себя все их деньги.
Тогда биткоиновые предприниматели стали предоставлять электронные услуги по страхованию биткоинов, размещая их на специально защищенных серверах. Но среди этих предпринимателей нашлись нечестные люди, которые переписали на себя застрахованные ими биткоины; а так как все они существуют под псевдонимами, найти этих преступников никогда не получится.
Это очень важная история. Она напоминает нам, почему только государство может контролировать оборот денег.
Ведь только государство знает всех своих граждан и поэтому может проследить, чтобы никто не украл чужие деньги. Только государство может, как непререкаемая власть, отменить незаконную транзакцию — перевод денег с одного счета на другой. Только государство может объявить вора в розыск и поймать его.
Может быть, нас не радует эта мысль, но государство в конечном счете — единственная надежда жить цивилизованно и в безопасности. Важно только установить общественный контроль над государством, чтобы оно не принимало поспешных решений в угоду частным лицам.
В июле издание Guardian опубликовало статью Оливии Лэнг «Одиночество: преодолевая пустоту, которую раньше заполняли друзья». В ней писательница рассуждает об отчуждении во время самоизоляции и объясняет, почему друзья помогают нам справляться с проблемами.
Британская писательница и критикесса, постоянный автор изданий New Statesman, The Guardian и Frieze
Дружить не всегда бывает просто, а из-за режима самоизоляции поддерживать отношения стало еще труднее. Но дружбу нам следует беречь.
Последние несколько месяцев практически каждый день я жаловалась мужу, что чувствую себя одинокой. Разумеется, я рада, что он рядом. Но я скучаю по друзьям. Во время первого локдауна мы созванивались в Zoom, эти онлайн-встречи были неловкими, часто пьяными и иногда очень веселыми. Эти дни давно позади.
Я вернулась к перепискам, и, хотя я часто сижу в четырех или пяти беседах одновременно, все равно это не то же самое, что собраться вживую.
В прошлом году моя семья пережила тяжелую утрату, работа давалась тяжелее, чем обычно. И то, и другое можно преодолеть, это не является чем-то из ряда вон выходящим. Однако из-за изоляции меня практически с головой захлестнули тревога и паранойя.
Конечно, я не одна такая. Пару дней назад мой муж изумил меня, воскликнув — и в этом прозвучало подлинное отчаяние: «Никто мне не пишет! Никто не пишет мне в WhatsApp!». Он на поколение старше меня и редко говорит про свои чувства или напрямую высказывает свои эмоциональные потребности. Но без обычных встреч с друзьями даже у него прорвало плотину.
Нам повезло. У нас есть люди, с которыми мы можем и будем видеться. Но отсутствие друзей — нарастающая проблема, как в Великобритании, так и в Америке. Недавнее исследование, проведенное Американским институтом предпринимательства, показало, что доля людей, которые могут назвать шесть близких друзей, с 1990-х упала с 55% до 27%, а процент людей, у которых близких друзей вообще нет, вырос с 3 до 12.
Каждый пятый неженатый мужчина говорит, что у него нет близких друзей, и только у 59% американцев есть друг, которого они могут назвать лучшим.
Без сомнения, во многом это происходит вследствие пандемии. Из-за нее люди по всему миру стали чувствовать себя более одинокими, потому что были заперты в своих домах и не могли собираться в офисах, барах, на спортивных площадках и в ночных клубах. Но, кажется, сложности с дружбой начались еще задолго до локдауна, особенно у людей молодых. В 2019 году исследование британской компании YouGov показало, что 9 из 10 человек в возрасте от 18 до 24 лет в той или иной степени страдают от одиночества, а почти половине из них трудно заводить друзей.
Старые решения этой проблемы — присоединиться к какой-либо группе или стать волонтером — в последний год стали невозможны, и потому неудивительно, что так много людей установили приложения для знакомств, чтобы найти новых приятелей. Все это очень хорошо, но сами по себе встречи с новыми людьми не очень-то решают проблему одиночества.
Быть одиноким — не то же самое, что быть одному.
Одиночество можно определить как чувство, возникающее из-за нехватки эмоциональной близости и связи с кем-либо. Разным людям для комфортного существования необходима разная интенсивность общения. Вот почему одни вполне довольны временем, проведенным наедине с собой, а другие чувствуют себя одинокими несмотря на то, что состоят в отношениях или имеют большой круг друзей. Одиночество не зависит от количества знакомых. Оно зависит от глубины связей, от чувства, что тебя слышат и любят.
Короче говоря, лекарство от одиночества, — это близость, а проблема близости в том, что она пугает. Есть риск быть отвергнутым или столкнуться с конфликтом, и обе эти трудности могут казаться непреодолимыми, особенно если человек был одинок долгое время.
Одна из самых полезных вещей, которую я открыла для себя, работая над «Одиноким городом» — это то, что одиночество меняет наше восприятие, обостряя любое ощущение социальной угрозы.
Мы больше склонны замечать и запоминать трудные или неловкие социальные взаимодействия нежели те, которые проходят гладко.
Люди стали серьезнее воспринимать столкновения с грубостью или неприятием. Из-за этого одинокий человек становится более замкнутым и менее склонным к общению.
Книга о пространствах между людьми, о вещах, которые соединяют людей, о сексуальности, нравственности и чудодейственных возможностях искусства.
Важно понимать, что это искаженное восприятие, которое не отражает реальность верно. Это схоже с тем, как превратно представляет свое тело человек с анорексией: это опасная иллюзия, с которой нужно бороться ежедневно. Это единственная полезная вещь, которую я узнала, когда сама была одинока. Хотя во время пандемии я позволила себе забыть об этом, снова погрузившись в параноидальную неуверенность в себе, которая всегда сопровождает одиночество.
Другая трудность состоит в том, что у нас нереалистичные ожидания от дружбы, так же как и от романтической любви, в том числе фантазии о ее постоянстве и неизменности. На самом деле, дружба может включать в себя конфликты, она может резко прекратиться и может быть настолько же мучительной, как и любые сексуальные отношения. О работе над дружбой говорят недостаточно, поэтому люди полагают, что терпят неудачу, и терпят ее они одни. Это снова загоняет их в изоляцию как самозащиту.
Необходимо понимать, что дружба может включать в себя разочарование для обеих сторон, и выстроить пространство, в котором можно безопасно обсуждать эти вопросы и вместе улаживать конфликты.
Вчера вечером я ужинала со своей подругой Дженни. Вживую. Стоял теплый лондонский вечер, мы ели баклажаны из одной тарелки. Мы смеялись, делились семейными новостями, рассказывали друг другу о своих тревогах. Дома, в одиночестве моего кабинета, они казались мне непреодолимыми, знаком, что во мне что-то необратимо поломалось. Под нежным и внимательным взглядом моей подруги они нормализовались: мелкий песок человеческой жизни. Я шла домой, чувствуя себя бодрой, почти непобедимой. Мне нужны мои друзья. Уверена, вам нужны ваши.
На иностранцев Москва обычно производит сильное впечатление — оно может быть как положительным, так и не очень. Остался под впечатлением от города и немецкий философ Вальтер Беньямин, посетивший столицу России в 1926 году. И написал о своем путешествии книгу — «Московский дневник». К выходу дополнительного тиража этого произведения вспоминаем, что говорил Беньямин о московских улицах и как увиденное им отличается от сегодняшней действительности.
У московских улиц есть одна своеобразная особенность: в них прячется русская деревня. Если войти в одну из больших подворотен — часто в них есть железные кованые ворота, но я ни разу не видел их закрытыми, — то оказываешься на околице большого поселка.
Широко и привольно распахивается усадьба или деревня, здесь нет мостовой, дети катаются на санках, сарайчики для дров и инвентаря заполняют углы, деревья растут без всякого порядка, деревянные крылечки придают дворовой части домов, которые с улицы выглядят по-городскому, вид русского деревенского дома.
В этих дворах часто расположены церкви, совсем как на просторной деревенской площади. Так улица получает еще одно — сельское — измерение. Нет такого западного города, который на таких огромных площадях производил бы такое деревенски-аморфное впечатление, к тому же словно расквашенное плохой погодой, тающим снегом или дождем. Почти ни на одной из этих широких площадей нет памятника. (В то же время в Европе нет почти ни одной площади, потайная структура которой не была бы профанирована и разрушена в XIX веке памятником.)
Беспокойная натура привела Вальтера Беньямина зимой 1926-1927 года в Москву, встреча с которой сыграла важную роль в его судьбе.
Как и любой другой город, Москва создает внутри себя с помощью имен весь мир в миниатюре. Тут есть казино под названием «Альказар», гостиница «Ливерпуль», пансион «Тироль». До мест занятия зимним спортом нужно добираться с полчаса. Хотя конькобежцев, лыжников можно встретить в городе повсюду, ледяная дорожка для саней расположена ближе к его центральной части. Здесь ездят на санях самой различной конструкции: от простой доски, к которой спереди прикреплены коньки, а задняя часть шурша скользит по снегу, до самых комфортабельных бобслейных саней.
Нигде Москва не выглядит как сам город, разве что как городская территория.
Грязь, дощатые хибарки, длинные обозы, груженные сырьем, скотину, которую гонят на бойню, плохонькие трактиры можно встретить в самых оживленных частях города. Город еще полон деревянными домиками, в том самом славянском стиле, какие можно встретить повсюду в окрестностях Берлина.
То, что выглядит безрадостно как бранденбурская каменная архитектура, привлекает здесь яркими красками на теплом дереве. В предместьях вдоль широких аллей деревенские дома перемежаются с виллами в стиле модерн или строгим фасадом восьмиэтажного дома. Снег лежит толстым слоем, и если становится тихо, то можно подумать, будто находишься в глубине России, в погруженной в зимний сон деревне.
Привязанность к Москве ощущаешь не только из-за снега, поблескивающего звездочками в ночи и играющего узорами снежинок днем. Виновато в этом и небо. Потому что линия горизонта далеких полей то и дело прорывается в город между горбатыми крышами. Да к тому же недостаток жилья в Москве создает удивительный эффект. Когда начинает темнеть, то видишь, гуляя по улицам, что почти каждое окно в больших и маленьких домах ярко освещено. Если бы их сияние не было таким неравномерным, можно было решить, что это иллюминация.
В новом выпуске рубрики «Портрет героя» рассуждаем о героине «Выгона» Эми Липтрот (то есть, о самой Эми Липтрот). Рассказываем, как британская писательница, повествуя о побеге на далекие острова, дает надежду тем, кто хочет излечиться от зависимости и понять себя самого.
«Выгон» Эми Липтрот — чистый автофикшн: романистские грани в нем стираются, а опыт рассказчика играет первостепенное значение. Поэтому между героиней произведения и его автором, пожалуй, следует поставить знак равенства. Ну, почти: Липтрот из «Выгона» отделяет от Липтрот, пишущую «Выгон», несколько лет жизни и бездна работы над собой.
Дебютный для Липтрот «Выгон» стал известной книгой на родине писательницы. Ей он принес премию Уэйнрайта за лучшую книгу о природе и премию британского Пен-клуба за лучшую автобиографию. Эми Липтрот, еще недавно не особо известная журналистка, попала в высший эшелон британской прозы.
Триумф ожидал ее во второй половине 2010-х годов — а вот перед ним Липтрот успела собрать все шишки, какие были, утонуть в океане проблем, потом все-таки выплыть из него и научиться жить заново.
Речь здесь, в первую очередь, об алкоголе. Не одна страница «Выгона» уходит на то, чтобы описать бесцельные поездки рассказчицы на велосипеде по Лондону, бесплодные поиски работы, истерики, случайные связи под кайфом, пьяные звонки бывшему бойфренду. И, наконец, моменты, когда до одури несчастная девушка, одна затерянная в Лондоне, запирается в своей комнате и жадно вливает в себя алкоголь. Не потому, что ей больно, а потому, что не хватает сил остановиться.
История о побеге из шумного Лондона на заливные луга Оркнейских островов.
Бухло — лучший друг Эми Липтрот тех лет. Она думает об алкоголе, даже приходя к друзьям, а когда спиртное заканчивается, уезжает пить дома — одна. Факты собственной алкогольной биографии Липтрот фиксирует безжалостно и методично. А книга тем временем становится историей болезни и излечения.
Приносит излечение, конечно же, природа. Те самые скучные и серые Оркнейские острова, на которые Липтрот возвращается, уже будучи в завязке — здесь-то и начинается то, за что «Выгон» получил престижные литературные премии.
Замысловатая островная топография и описания обычаев островитян; ночные поездки в поисках созвездий на небе и охота за криком коростеля (Липтрот получает задание задокументировать пение этих птиц от Королевского общества защиты птиц); словесные натюрморты природы Оркни…
Здесь начинается созидательный период в жизни Липтрот. Время, когда она окончательно отворачивается, хоть и не без видимого усилия, от бутылки «Джека Дэниэлса» и шаг за шагом приходит к выздоровлению и познанию себя. В том числе — в пять утра за рулем автомобиля, в поисках поющих коростелей.
В этой терапевтической миссии Липтрот, надо сказать, самоотверженно бичует себя и выставляет напоказ собственные слабости. Она безжалостно описывает недостатки своей внешности, она смеется над собой за неумение отказаться от алкоголя. Она честно рассказывает, как донимает бывшего и какое отторжение вызывает у него.
Короче говоря, манера Липтрот писать выдаёт в ней человека, прошедшего все круги ада и закрывшего глаза на то, чтобы заниматься приукрашиванием, — это и подкупает в истории.
Нет времени казаться лучше, чем ты есть, пора бежать принимать роды у овец.
Кстати, в «Выгоне» очевидное и нравоучительное противопоставление — разнузданный и бездушный Лондон против милых сердцу лугов и волн Атлантического океана — не играет большой роли и не служит нравственным ориентиром.
Липтрот оперирует фактами: да, в Лондоне многие пьют и принимают наркотики, да, природа помогает разобраться с зависимостью. Но это не значит, что в алкоголизме писательницы виноват Лондон: к бутылке она притрагивалась еще до того, как переселиться в столицу Великобритании.
Писательница, находясь в Оркни, мечется между двумя состояниями: покоем, вызванным островной природой, и тоской по вечеринкам, желанием ворваться, присоединиться к игре. «Сижу тут у огня и думаю о том, как внезапно превратилась в старушку», — пишет она.
Кажется, именно таков выбор: превратиться в «старушку», записывающую крики коростелей, или утопить остатки личности на дне стакана, но зато под хорошую музыку и в веселой компании.
Что из этого стоит выбрать, Липтрот подскажет при помощи меткого противопоставления Оркни и Лондона: «Я променяла сияние диско-шара на северное сияние».
Любопытно, чем закончится эта история: сможет ли Эми Мэй Липтрот выдержать отказ от алкоголя или в конце книги сорвётся, вернётся в Лондон, пустится во все тяжкие? Не будет спойлером сказать: сейчас, в 2021 году, довольная Липтрот публикует в инстаграме посты о том, что не пьёт уже десять лет кряду (а ещё пишет новую книгу).
Может показаться, что «Выгон» — это о хэппи-энде; голливудская история, героиня которой шла к своей цели и пришла-таки к ней, сделала себя сама. Вовсе нет.
«Выгон» — это о том, как сложно восстанавливать себя, после того как сам все внутри выжег. Принятие себя и нахождение гармонии происходит через взросление и одиночество.
Не тоскливое и удушливое одиночество Лондона, с бутылкой в руке, а холодное и спокойное одиночество шотландского архипелага, когда ты понимаешь, что тем, что ты один, можно и нужно наслаждаться. А еще нужно ценить то, что мысли не путаются, ладони не трясутся и не хочется разрыдаться.
Сама писательница не согласна с тем, что «Выгон» — лишь о борьбе с алкоголем. Что, в целом, очевидно после прочтения: алкоголизм — не единственная проблема героини. Здесь и отец с биполярным расстройством, и развод родителей, и потерянная любовь, и пережитое нападение, к которому героиня возвращается по ходу текста.
В интервью нашему журналу Липтрот заявила, что ее книга «о возможности перемен и надежде на исцеление». И если трактовать ее в широком смысле, то она может принести надежду многим читателям, которые пытаются вылечиться от какой-либо зависимости или травматического опыта.
Мы продолжаем рубрику «Почему такая обложка?», в которой графические дизайнеры рассказывают о своей работе с книгами. Управляющий редактор издательства Виктория Перетицкая поговорила со Светланой Данилюк из студии ABCdesign — ее авторству принадлежат обложки к «Статьям об Илье Кабакове»Бориса Гройса, «Форме времени»Джорджа Кублера, «Саю Твомбли» Ролана Барта, «Дереку Джармену» Майкла Чарлсвортаи многим другим книгам.
Светлана Данилюк
Графический дизайнер, студия ABCdesign
— Света, привет! Расскажи, с чего началась твоя профессиональная биография?
Мой путь в профессии дизайнера книги начался в Московской Академии С.Г. Строганова. Я училась на кафедре графического дизайна. Училась неплохо, но на самом деле понятия не имела, чем именно буду заниматься после завершения учебы. На четвертом курсе мои преподаватели пригласили меня на практику к себе в студию ABCdesign. Это было чудесное совпадение (или несовпадение). С тех пор так и занимаюсь книгами.
— Чем вы занимаетесь в студии?
В АВСdesign мы часто делаем каталоги для выставок, сотрудничаем с музеями, галереями и издательствами. Это потрясающе интересная работа. Когда ты делаешь книжку об архитектуре советского модернизма или о московском акционизме, или об истории тату-искусства, ты погружаешься в материал, общаешься с авторами, издателями, составителями, что-то изучаешь. И вот — ты уже не просто дизайнер, а начинаешь разбираться.
— В чем, по-твоему, состоит задача графического дизайнера?
Думаю, одна из важнейших задач дизайнера — быть в теме. Изучить, промониторить, прочувствовать материал, с которым работаешь. Ценность дизайнера не только лишь в типографических умениях и прикладных навыках.
Дизайнер книги (да и дизайнер-график в целом) — это такая машина, в которую закидываешь тексты, изображения, контекст, и машина начинает работать: вычисляет, жужжит, скрежещет.
И на выходе выдает визуализацию тех смыслов и идей, что были заложены в проект. Поэтому чем больше знает и видит дизайнер, чем шире его кругозор, тем легче и лучше он генерирует визуальные решения.
— Помнишь свою первую книгу?
Кстати, самая первая книга в моей жизни, дизайн для которой мне доверили делать, было издание Ad Marginem! Интервью Сьюзен Сонтаг для журнала Rolling Stone. Это была такая проба пера, почти ничего не помню про этот проект. Помню, что мои коллеги-наставники советовали сделать тиснение на обложке, и я страшно долго и старательно выбирала оттенок красной фольги — нужна была особенная, насыщенно алая, а в типографии что-то напутали, и фольга получилась вообще другая — темная. Темно-красный на темно-сером — эта книжка для самых зорких (смеется). Но потом втянулась, и было еще много интересных проектов с Ad Marginem.
Фотография — Garage Bookshop
— С чего начинается работа над книгой?
Книги, которые выходят под маркой издательства, это чаще всего нон-фикшн, исследования в области философии, экономики, литературы и искусства, а также современные или модернистские авторы. В общем, литература для интеллектуалов и найти актуальное, яркое и элегантное решение в дизайне — это задача.
Вот как это происходит. Иногда достаточно просто темы, когда сразу раз — и обложка «в яблочко», и издатели, и мы, дизайнеры, понимаем — это именно то, что нужно. Например, книга Бориса Гройса об Илье Кабакове, в которой автор анализирует творчество одного из самых знаменитых художников-концептуалистов, известного своими тотальными инсталляциями, изображающими советский быт. Суперобложка-бандероль имитирует окраску типичного советского подъезда, превращая книгу в произведение соц-арта. А под бандеролью — ничего, белоснежная обложка, тоже подходит концептуальному искусству, на мой взгляд.
Фотография — Garage Bookshop
В оформлении книг Ad Marginem наш главный инструмент — типографика. Шрифт как главный инструмент выразительности темы и идеи. Например, книга «Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности», где на обложке появилось немецкое название, набранное шрифтом Futura, который в 1940-е гг. стал новым шрифтовым стандартом в Германии. И именно латиница в сочетании с этим шрифтом дали нужный визуальный эффект.
Порой с обложкой и макетом всё складывается не так просто. Мы можем погружаться в тему книги, читать текст, изучать авторов, мониторить, как выглядели издания на других языках, но при этом наше представление о книге будет отличаться от мнения издательства. Есть в этом что-то интересное.
Когда предложенный вариант обложки отвергается, я стараюсь представить, как эту книгу сделал бы кто-то другой. Что это вообще за человек? О чем бы он думал?
В общем, стараюсь перепрограммировать свою машину по генерированию идей (смеется). Дизайн все-таки не математика — тут нет правильного ответа. В этом большой плюс студии — несколько дизайнеров могут предложить свои варианты, и все они будут совершенно разными.
— Кстати, про работу в студии: часто ли советуешься, показываешь наброски коллегам перед тем, как выбрать финальные варианты? Насколько это вообще важный аспект для дизайнера — возможность обсудить рабочий процесс или все очень индивидуально?
Мне кажется, очень важный. Я знаю многих дизайнеров (и я в их числе), кому больше нравится работать в команде. Это не говорит, на мой взгляд, о какой-то несамостоятельности дизайнера, это просто другой формат. В студии мы часто советуемся и с нашим арт-директором, и между собой.
Мне кажется, ни один графический дизайнер не делает для своего проекта один вариант. То есть не бывает: придумал и всё — уверен, доволен, будет так и никак иначе.
Дизайнер — существо сомневающееся, ищущее. И вот в этот момент сомнения, когда есть с кем обсудить и посоветоваться, — это очень помогает.
Мнение со стороны (при этом мнение людей для тебя авторитетных) помогает справиться с зашоренностью и быть более объективным.
Плюс у нас всё устроено так, что чаще всего дизайнер ведет свой отдельный проект, поэтому каждый чувствует ответственность и какую-то собственную значимость, при этом есть возможность коллаборировать. Когда ты знаешь, что для проекта нужна, например, каллиграфия или иллюстрация, или инфографика, или 3d, а это не твоя сильная сторона, то может подключиться твой коллега. А еще с коллегами очень классно дружить. Это, пожалуй, самый большой плюс.
— Какие, сделанные тобой обложки, тебе больше всего нравятся?
Была у нас одна книга — «Нью-Йоркская школа и культура ее времени», для которой была сделана куча вариантов. И самое интересное, что я не могу сказать, какой из них мне нравится больше. На мой взгляд, они просто совершенно разные.
Варианты обложек для «Нью-Йоркской школы и культуры ее времени»
Книга искусствоведа Дори Эштон посвящена американскому объединению художников и поэтов 1950-х гг., среди которых были Джексон Поллок, Виллем де Кунинг, Марк Ротко и др. Сначала появились варианты обложки в стиле абстрактного экспрессионизма. Для этого мы воспользовались сайтом www.jacksonpollock.org, где можно рисовать с помощью курсора, а программа сама имитирует дриппинг. Было довольно забавно (смеется).
Вообще, на мой взгляд, когда дизайнерское решение простое, не надуманное — это очень здорово и правильно.
Но, наверное, такой вариант показался слишком буквальным, и в итоге книга вышла с взрывом авангардистской бомбы на обложке.
Финальная обложка для «Нью-Йоркской школы и культуры ее времени»
Или другой пример — книга Майкла Чарлсворта о Дереке Джармене. Джармен — один из наиболее оригинальных независимых режиссеров, художник, писатель, поэт, дизайнер, садовник, а также борец за права гомосексуалов. Каждый фильм Джармена — это новый вызов, новый визуальный манифест. На счету у него и житие святого Себастьяна, и постапокалиптический панк-фильм «Юбилей», и вольные интерпретации биографий Караваджо и Витгенштейна. Возможно, из-за этого поиск визуального для такой многогранной личности был не самым простым. Было понятно одно: Джармен авангардист, он эпатирует, экспериментирует, всегда пытаясь проткнуть полотно холста и выйти в область чистого искусства.
Варианты обложек для «Дерека Джармена»
Жизнь режиссера была непростой: в сорок четыре года он узнал, что болен ВИЧ, последнюю свою киноленту «Blue» режиссер снимал, будучи практически слепым. И вот на обложке блестящие осколки золотой фольги мерцают сквозь абсолютную черноту. До этого было много вариантов: в стиле панк, барочных — противоположных, как и сам Джармен.
Финальная обложка для «Дерека Джармена»
— Наши читатели периодически жалуются на верстки с узкими полями. Расскажи, откуда все это пошло. Ведь это совсем не новое веяние в книжном дизайне?
Узкие поля в макете книжной полосы — сейчас не то, чтобы новаторство. Это один из признаков швейцарского стиля в типографике, который сформировался еще в 1950–60-е гг. К нему можно по-разному относиться, но он так или иначе явился очень мощным толчком в формировании такой профессии, как графический дизайнер и сыграл большую роль именно в книжном дизайне.
Узкое внешнее поле в макете, возможно, не очень удобно рядовому читателю, потому что это то место, за которое он пальцем держит книгу при чтении. Но у книги может быть большое нижнее поле, и это скорее дело привычки. У большинства отечественных современных книг поля широкие, и, если честно, мне кажется, это делается неосознанно, а просто потому, что так исторически сложилось.
Швейцарский стиль донесся до нас лишь эхом. Поэтому в представлении большинства книга — это старинный том в кожаном переплете.
А при этом в старину широкие поля у книги служили не для удобства чтения. Тогда книги вообще не читали, держа в руках на весу, как сейчас. Это было сделано потому, что срок службы книги был очень велик, а если, не дай бог, случался пожар или потоп, насекомые вредили книгам, то книгу с широким полем при износе или повреждении края можно было заново обрезать, при этом текст бы внутри не пострадал. Есть даже примеры старинных книг, которые обрезались много раз, и поля там стали совсем маленькие, прямо как в наших макетах (смеется).
Сейчас жизнь книги стала безопаснее, поэтому мы позволяем себе обходиться с полями чуть более смело.
Конечно, поле не должно быть слишком узким, тогда это мешает удобочитаемости, взгляду тяжело перескакивать со строки на строку, натыкаясь на край страницы, поэтому дизайнер должен думать не только о красоте и дизайн-экспериментах, но и о читателе. Но тут уже нужно рассматривать каждый отдельный пример, разбираясь, для чего это было сделано и как это работает.
— Влияет ли твоя профессиональная деятельность на твои практики чтения?
Может быть, сейчас будет очень стыдное признание, но чаще всего я читаю, то, что верстаю (смеется). То есть получается странно, я не выбираю, что почитать, просто передо мной в разное время оказывается статья про художницу Ксению Хауснер, о которой я не знала до этого, или тексты для будущей книги о Константине Мельникове, или книга американского исследователя Джорджа Кублера об определении понятия искусства. Но мне, если честно, нравится такой подход. Это как когда тебе лень выбирать, какой фильм посмотреть, и просто включаешь телевизор. Вот это у меня такой телевизор, только с хорошими книжками.
— Какое будущее у печатной книги?
В пророчества об исчезновении книгопечатания в ближайшем будущем я не верю. Люблю футуристическую фантастику про роботов или постапокалипсис, но уверена, что и в них есть место книгам, а сюжеты некоторых из них и вовсе строятся вокруг книг. Наверное, когда-нибудь в далеком-далеком будущем, возможен полный отказ общества от бумажных носителей информации, но пока мы прожили с интернетом не так много, даже я помню свое детство без всемирной паутины. А история книги насчитывает сотни лет — с XV века в Европе, а в Китае, согласно некоторым источникам, — с XII века и даже раньше. Это настолько важная, неотъемлемая часть культуры, что ее не искоренишь вот так за 30–40 лет. Но несмотря на это, и она, конечно, подвержена изменениям.
Мне нравятся поиски в сторону взаимодействия печатной книги и веб-технологий. В книгах появляются QR-коды вместо картинок. А веб-дизайнеры и разработчики всё больше обращаются к полиграфии, потому что стало понятно, что им нужно быть хорошими типографами, грамотными дизайнерами, потому что законы дизайна и там, и там схожие. Сейчас появляется всё больше сайтов-историй, лонгридов, которые будто фильмы, в них есть сценарий, они красиво сделаны. Также работают и книги — дизайнер придумывает, что и как в книге будет происходить, как человек будет с ней взаимодействовать.
Разница в формате. Книга — объект. Она вещественна, а людям все-таки нравится обладать вещами. Мы выбираем красивые вещи, они что-то для нас значат, там какая-то записка на первой странице, там сухой листик заложен по середине, это, в конце концов, подарок, а не только способ получения информации.
В книге Лонг Литт Вун «Путь через лес. О грибах и скорби» увлечение писательницы грибами — это терапия, при помощи которой она справляется со смертью мужа. К выходу книги (он запланирован на конец июля) мы собрали грибные кулинарные рецепты, которым уже больше сотни лет.
Как известно, грибы — это широкое поле для деятельности кулинара. Они могут быть как отличным гарниром, так и великолепным отдельным блюдом. Мы обратились к книге итальянского банкира и страстного гастронома Пеллегрино Артузи «Наука приготовления и искусство поглощения пищи».
Написанная в конце XIX века книга содержит множество рецептов — подробных и отрывочных, диковинных и привычных. И грибы в ней занимают не последнее место.
Рецепты 790 блюд настоящей итальянской кухни, дополненные историями о вкусовых предпочтениях и о традициях приготовления в различных областях Италии.
В грибной сезон вы можете приготовить этот суп даже к званому обеду и не оскандалитесь. Цезарские грибы — это грибы ярко-оранжевого цвета, о которых рассказано в рецепте No. 396. Возьмите 600 г этих грибов, очистите их, снимите верхнюю пленку, после чего у вас останется около 500 г. Промойте целиком, а затем нарежьте тонкими ломтиками или кусочками.
Приготовьте смесь из 50 г сала, горсти петрушки, 50 г сливочного масла и 3 ст. л. оливкового. Растопите на огне и высыпьте в эту смесь грибы. Чуть присолив, обжарьте до полуготовности, затем переложите в бульон вместе со всеми добавками и варите еще минут десять.
В супнице взбейте одно целое яйцо, один желток и горсть тертого пармезана. Понемногу вылейте на эту смесь суп, всякий раз перемешивая. Затем бросьте в супницу кубики поджаренного хлеба, но так, чтобы суп не получился слишком густым.
Рецепт рассчитан на 6–7 порций. Если вы взяли половину ингредиентов, вам будет достаточно одного целого яйца.
Грибной пудинг
Для этого пудинга подойдут любые грибы, но я предпочитаю белые, только не слишком крупные. Хорошенько очистите их от земли и вымойте, затем порежьте мелкими кусочками величиной не более горошины. Поставьте на огонь со сливочным маслом и, когда грибы немного обжарятся, доведите их до готовности в мясном соусе. Снимите с огня, перемешайте с бешамелью, яйцами и пармезаном и поставьте на водяную баню до загустения. Из 600 г свежих грибов и 5 яиц можно приготовить пудинг на десятерых. Подавайте с пылу с жару при перемене блюд.
Ризотто с грибами
Для этого ризотто я обычно беру белые грибы. Грибы, очищенные от грязи и червоточин, должны весить примерно вполовину меньше риса. Приготовьте заправку: порежьте немного лука, петрушки, сельдерея, моркови и поставьте обжаривать в 3 ст. л. оливкового масла, если риса у вас 300 г, то есть на три порции.
Как только заправка приобретет золотистый цвет, добавьте томатный соус и воду, приправьте солью и перцем, бросьте целиком зубчик чеснока, который выбросите, прежде чем пропустить заправку через сито и вновь поставить на огонь с подготовленными грибами, порезанными на кусочки чуть меньше зернышка кукурузы. Потушите их немного и отставьте в сторону.
Сырой рис обжарьте на сливочном масле, а потом доведите до готовности в горячей воде, добавляя ее по одному половнику. В середине варки перемешайте рис с грибами и перед подачей на стол посыпьте тертым пармезаном. Ризотто получится вкусным не только со свежими, но и с горстью сушеных грибов.
Грибы в оливковом масле
Выберите самые мелкие белые грибочки, какие только сможете найти, а если среди них попадутся чуть покрупнее, толщиной с грецкий орех, разрежьте их вдоль пополам. Как следует очистив от земли и промыв грибы, 25 мин. прокипятите их в белом уксусе (если он слишком крепкий, разбавьте водой). Сняв с огня, промокните их в тряпице и до следующего дня разложите сушиться на воздухе. После этого поместите грибочки в стеклянную банку или в глиняный глазурованный горшок и залейте оливковым маслом с ароматическими добавками по своему вкусу. Кто кладет 1–2 очищенных зубчика чеснока, кто — несколько гвоздичинок, кто — лавровый лист (его можно прокипятить вместе с грибами в уксусе). Подают такие грибочки к отварному мясу.
Жареные мухоморы
Как известно, молоденькие желто-оранжевые цезарские грибы имеют яйцевидную форму, а зрелые раскрываются зонтиком. Предпочтительнее готовить первые. Хорошенько очистите, промойте их, порежьте тонкими ломтиками и обжарьте на сливочном масле, приправив солью, перцем и тертым пармезаном. Если добавите к ним мясной соус, мухоморы от этого только выиграют.
Грибной соус
Для соуса лучше брать мелкие грибы. Очистите и промойте их, затем нарежьте тонкими ломтиками. Поставьте на огонь в сотейнике с разогретым оливковым маслом, несколькими целыми зубчиками чеснока, чуть расплющив их ножом, и доброй щепотью душицы. Как только масло зашипит, выложите грибы, не обваливая их в муке, а лишь приправив солью и перцем. Обжарив до полуготовности, добавьте обычный томатный соус. Приправы добавляйте умеренно, чтобы не отбить грибной вкус.
Мухоморы на решетке
Зрелые цезарские грибы лучше готовить так. Очистив и промыв их, обсушите полотенцем и приправьте оливковым маслом, рецепты солью и перцем. Обжаренные на решетке мухоморы послужат отличным гарниром к бифштексу или жаркому.
Сушеные грибы
Каждый год в сентябре, когда грибы дешевы, я запасаюсь белыми и сушу их дома. Для этого дождитесь ясной погоды, потому что для сушки необходимо солнечное тепло, иначе грибы можно испортить. Выбирайте молоденькие, крепенькие грибочки средней величины (можно брать и крупные, но только не водянистые).
Поскребите ножку, очистив ее от земли, и, не споласкивая, порежьте толстыми ломтиками (высыхая, они сильно скукожатся). Если, разрезая, заметите в ножке червяков, вырежьте только ту часть, которую они успели испортить.
В течение двух-трех дней держите их на солнце, затем нанижите на нитку и подвесьте в проветриваемом помещении. По мере необходимости снова выставляйте их на солнце, пока они полностью не высохнут. После этого сложите их в картонную коробку или в бумажный пакет, но время от времени поглядывайте на них, потому что грибы имеют свойство оживать и размягчаться.
Если это произойдет, надо снова выставить их на несколько часов в проветриваемое помещение, а не то в один прекрасный день обнаружите, что они все зачервивели. Перед использованием в пищу надо размочить их в горячей воде, только недолго, чтобы не потеряли аромат.
