Как началась книга «Турист»
Дин Макканелл начал изучать туризм как социальное явление в конце 1960-х и впервые книга вышла в 1976 году, что не мешает, читая ее, узнавать в его описаниях себя (разве что делая поправку, когда он говорит о границе между западом и востоком как границе между капитализмом и коммунизмом). Публикуем вступление к книге его книге «Турист. Новая теория праздного класса», где Макканелл объясняет, как занялся изучением феномена и при чем тут Эмиль Дюркгейм и Клод Леви-Стросс.
Слово «турист» в этой книге имеет двойное значение. Оно указывает на настоящих туристов — посетителей достопримечательностей, как правило, представителей среднего класса, армия которых в данный момент ищет по всему миру новых впечатлений. Я бы хотел видеть в данной книге социологическое исследование этой группы. Однако стоит сказать, что с самого начала я хотел чего-то большего. Турист — это реальный человек, или реальные люди — туристы. Вместе с тем «турист» — одна из лучших существующих моделей для описания «современного человека в целом». Это метасоциологическое значение слова «турист» интересует меня в не меньшей степени. Мне кажется, что первое понимание современной цивилизации возникло в сознании туриста.
Я начал работу над этим проектом в Париже в 1968 году, не обращая особого внимания на теорию. Вскоре после прибытия я оказался на приеме в честь американских ученых, который давала жена владельца ресторана Maxim’s. Там нас познакомили с профессором Клодом Леви-Строссом. Леви-Стросс кратко рассказал о последних тенденциях в развитии структурного анализа общества, после чего предложил задавать вопросы.
Этнографический анализ общества представлялся ему невозможным: современное общество для этого чересчур сложное, вмешательство истории разрушило его структуру. Как бы мы ни пытались, невозможно найти согласованную систему отношений в современном обществе. (Не я затронул столь важный для меня вопрос — это сделал кто-то другой. Я просто сидел и слушал.) Возможным вариантом, заключил Леви-Стросс, представляется структурный анализ элементов современного этикета, что-то вроде «поведения за столом в современном обществе».
Должен признать, что его слова меня возмутили до такой степени, что в тот момент я отвернулся от французского структурализма, став искать убежище в своей небольшой, но растущей коллекции наблюдений за туристами.
Когда я вернулся в Париж в 1970–1971 годах, чтобы проанализировать свои заметки и наблюдения, то с удивлением обнаружил, что мои интерпретации неизменно переплетаются с исследовательским направлением, начатым Эмилем Дюркгеймом в его изучении первобытной религии. Я не удивился, узнав, что теория, которая лучше всего подходит для изучения моих наблюдений, — структурная антропология — происходит из другой сферы. Подобного рода теоретический перенос — обычное дело. Не удивился я и тому, что теорию, разработанную для объяснения первобытной религии, можно приспособить для изучения современной светской жизни. Я не считаю, что все люди в своей сути одинаковы, но я уверен, что все культуры образованы разными сочетаниями одних и тех же элементов. Удивило меня то, что одно из важнейших открытий в этом направлении за последнее время сделал, конечно же, Леви-Стросс в своих трудах о «первобытном мышлении» и первобытной классификации. Признаюсь, меня по-прежнему беспокоит его замечание о невозможности этнографии современности, но я буду продолжать в любом случае, будучи уверенным хотя бы в том, что я не пытался провести структурный анализ туристов и современного общества. Он напросился сам.
В процессе анализа своих наблюдений я все больше убеждался в том, что туристические достопримечательности представляют собой внеплановую типологию структуры, которая открывает доступ к современному сознанию или «мировоззрению», и что туристические достопримечательности сродни религиозному символизму первобытных людей.
Поначалу современность кажется всем, как и Леви-Строссу, состоящей из беспорядочных фрагментов, отчуждающей, расточительной, поверхностной, спонтанной, непостоянной, полной насилия и лишенной подлинности. Однако при более внимательном рассмотрении это оказывается во многом маской, за которой прячется твердая решимость утвердиться по всему миру.
Современные ценности преодолевают старые границы между коммунистическим востоком и капиталистическим западом, между развитыми странами и странами третьего мира. Прогресс современности (модернизация) зависит именно от этого чувства непостоянства и неаутентичности. Современные люди считают, что реальность и подлинность находятся где-то в другом месте: в других исторических периодах и других культурах, в более чистом и простом образе жизни. Иными словами, обеспокоенность современников «естественностью», их ностальгия и поиск подлинности — не просто случайная и декадентская, хотя и безобидная, привязанность к напоминаниям о разрушенных культурах и ушедших эпохах. Они лежат в основе торжествующего духа современности и его объединяющего сознания.
Согласно центральному положению этой книги, эмпирическая и идеологическая экспансия современного общества тесно связана с современным массовым досугом, особенно международным туризмом и посещением достопримечательностей.
Хотя я продолжаю изучать революцию, по ряду причин необходимо представить материалы о туризме уже сейчас. Эта книга может также служить введением в структурный анализ современного общества.
Поскольку структурный подход к изучению общества отклоняется от традиционных подходов социологии, я попытаюсь описать это различие. Академическая социология разбила современное общество на поддающиеся изучению субэлементы (классы, город, сельское сообщество, этнические группы, криминальное поведение, комплексная организация и т. д.), не попытавшись перед этим определить способы их совмещения. За этой процедурой последовало тщательное эмпирическое исследование и появление «теорий среднего уровня», однако стоит признать, что нынешняя социология не поспевает за развитием объекта своего изучения.
Мне кажется, что социология не разовьется дальше существующего избытка несвязанных между собой открытий и идей, если мы не начнем разрабатывать методы для рассмотрения совокупного устройства общества и модели, которые бы связывали открытия в отдельных дисциплинах в цельную теоретическую рамку.
Трудность этой задачи обуславливается сложной организацией современного общества, границы которого далеко не всегда совпадают с границами другой системы, описывающей, например, религию, язык или нацию. На территориях современности существуют немногочисленные ареалы традиционного общества, а ее пограничные заставы расположены в самых отдаленных местах. Поэтому современность нельзя определить извне: она должна быть определена изнутри посредством документирования ценностей, которые она приписывает свойствам и отношениям.
