Кабуки, Уорхол и живопись — Оливия Лэнг о Дэвиде Боуи
В своем сборнике коротких текстов и эссе «Непредсказуемая погода. Искусство в чрезвычайной ситуации» Оливия Лэнг рассказывает истории художников и музыкантов — Жана-Мишеля Баския, Фредди Меркьюри, Артура Расселла и других. Отдельное эссе в рубрике «Любовные письма» писательница посвятила кумиру целого поколения, «человеку со звезды» — Дэвиду Боуи. Журнал Ad Marginem публикует этот текст полностью.
Искусство, сказал однажды Дэвид Боуи корреспонденту The New York Times, «всегда было для меня стабильной питательной средой». Стабильность — последнее, что приходит в голову, когда думаешь об Изможденном Белом Герцоге, который сидит взаперти в комнате с опущенными жалюзи в Лос-Анджелесе или Берлине, живя на кокаине и пугая себя до полусмерти вылазками на территорию черной магии. Но искусство пропитывало все, чем он когда-либо занимался, помогало ему в трудные минуты и служило источником вдохновения как одна из немногих констант его беспокойной жизни.
Искусство было единственной предметной квалификацией в его свидетельстве об образовании, и, подобно многим представителям глэм-рока и протопанка, он посещал еще и художественную школу. Но там он не задержался и в начале 1960-х оставил Кройдон-колледж ради того, чтобы попробовать себя в качестве рок-звезды. Когда это не сработало, Боуи полностью забросил музыку и провел пару лет, выступая вместе со своим любовником, фантастическим мимом Линдси Кемпом, который стал его учителем. Кемп познакомил его с театром кабуки и другими явлениями, оказавшими на Боуи сильное влияние, и помог будущему музыканту придать своим песням захватывающее визуальное, пластическое измерение, привнести в однодневную поп-культуру высокое искусство.
После выхода летом 1971 года альбома «Hunky Dory» Боуи нанес визит другому герою, Энди Уорхолу, этому непревзойденному магу двадцатого столетия.
Боуи появился на «Фабрике» в широченных белых брюках, туфлях Мэри Джейн с ремешком на подъеме и низко надвинутой на длинные белокурые волосы широкополой шляпе. Он спел для хозяина посвященную ему песню «Энди Уорхол» («Свяжи его, пока он крепко спит, / Отправь его в приятный круиз»), но, говорят, тот был не в восторге. Потом исполнил бесконечно серьезную пантомиму, в которой показал, как вырывает свое сердце и разбрасывает свои внутренности по полу, что было полной противоположностью холодному стилю «Фабрики» и привело Энди в замешательство.
Возможно, она была пророчеством о том, чему суждено было случиться: о разрушительных последствиях громкой славы, почти культа; об ощущении того, что тебя преследуют твои собственные творения, загоняя туда, где возникает угроза для физического и душевного здоровья. Боуи никогда не боялся показаться смешным или потерпеть неудачу, выставить себя напоказ, зайти в своих исканиях так далеко, что другой счел бы это невозможным или безрассудным. Обложки альбомов Боуи несли на себе отпечаток явлений, оказавших на него воздействие: в «Heroes» или «Low» это немецкий экспрессионизм, а в «The Man Who Sold the World» — роскошь в духе «Чаттертон-плюс-Красавчик-Браммелл».
Как и многие другие рок-звезды, он начал коллекционировать искусство и в числе прочего приобрел пару работ Тинторетто, Рубенса и Фрэнка Ауэрбаха. А в какой-то момент — дело было в 1980-е годы — и сам начал заниматься искусством. У него случился творческий застой, и, чтобы выйти из депрессии, он решил поменять сферу деятельности, прибегнув к живописи как к средству вновь обрести себя. Сначала это было просто хобби, передышка и временное освобождение от музыки, позднее же стало плодотворным способом решения проблем и преодоления преград.
Всегда смелый в своих начинаниях, в 1994 году Боуи сделал эту часть своего творчества достоянием публики, впервые показав экспрессионистские, исполненные меланхолии и странной застылости картины в лондонской Flowers East Gallery в рамках благотворительного проекта своего друга Брайана Ино «Дети войны». К этому времени он уже стал частью арт-истеблишмента. Вошел в редколлегию журнала Modern Painters, где на одной из первых встреч робко предложил взять интервью у художника Бальтюса, с которым в тот момент жил по соседству в Швейцарии. За этим последовал ряд серьезных, содержательных интервью с другими современными художниками, такими как Трейси Эмин, Рой Лихтенштейн и Джулиан Шнабель. В 1997 году он сыграл Уорхола в фильме Джулиана Шнабеля «Баския».
Он никогда не переставал сотрудничать с другими, никогда не переставал кочевать между различными видами искусства. Одной из его последних великих песен стала «Where Are We Now» — печальный гимн старению, пережитым утратам и пережитой любви. В клипе, снятом Тони Оуслером, действие происходит в мастерской художника, том месте безжалостных и беспорядочных трансформаций, которое на многие годы стало для Боуи духовным домом. «Покуда существую я, покуда существуешь ты», — поет он с печальным, изборожденным морщинами лицом, полным достоинства, несмотря на то что в этот момент оно проецируется на нелепую куклу.
Его фотография уже несколько лет стоит на моем письменном столе — скриншот двух кадров из фильма Николаса Роуга «Человек, который упал на землю» (1976). Этот фильм стал квинтэссенцией истории самого Боуи, о которой он всё время рассказывал: странствующий инопланетянин, застрявший на Земле или затерянный в космосе, единственный в своем роде, одинокий и магнетический. На первом кадре он лежит в постели, подперев голову тонкой рукой, прядь рыжеватых волос падает на худощавое кошачье лицо. «Что ты делаешь?» — спрашивает субтитр. «Пытаюсь выжить, вообще-то». На втором кадре он опустил голову, подложил под нее руку и улыбается сам себе. О, я просто в гостях.
