Развитие представлений о маскулинности
Современные, содержательные, провокационные и убедительные книги серии The Big Idea предлагают по-новому взглянуть на ключевые идеи, которые оказывают глубокое влияние на нашу жизнь и мир сегодня. В новой книге серии — «Токсична ли маскулинность?» — просто и доступно рассказывается как о способности современной маскулинности приносить добро, так и о ее разрушительном потенциале. Автор прослеживает эволюцию маскулинности со времен рыцарства и анализирует наши сегодняшние ожидания относительно поведения, ролей и ответственности мужчин. Публикуем отрывок о развитии представлений о маскулинности с древних времен до XX века.
С доисторических времен представления о маскулинности неоднократно менялись, но в истории можно выделить три крупные модели идеальной мужественности, которые преобладали в течение долгого времени. Относительно недавно стала складываться возможная четвертая модель.
Первую модель можно обозначить как органическую, или естественную, маскулинность, в которой мужские и женские роли и модели поведения диктовались биологическими преимуществами. В большинстве обществ охотников и собирателей мужчины, будучи крупнее и сильнее, охотились на крупного зверя, а женщины, мальчики и девочки предподросткового возраста занимались собирательством для своей родственной группы и младших братьев и сестер. Хотя роли и обязанности различались, социальной иерархии не существовало: такие общества были эгалитарными. Вторая модель появилась в конце XVII века, в эпоху Просвещения. В ее рамках маскулинность стала ассоциироваться с силой, патриархатом и пристрастиями; ведущие места в социальной иерархии занимали те, кто соответствовал такому идеалу. В ХХ веке сформировалась третья, индустриальная, модель маскулинности. Частью этой капиталистической модели стала конкуренция, а на смену пристрастиям пришла эмоциональная выдержка. Сегодня эта модель по-прежнему преобладает, но в последние три десятилетия она подверглась деконструкции и тщательному изучению, что привело к принятию множества форм маскулинности и к пониманию того, что люди могут создавать собственные ее ситуативные варианты.
Древние греки и римляне придерживались первой модели маскулинности. В основе их мужского идеала лежали те качества, которые проявляются в бою: отвага, сила и умение обращаться с оружием. В Древнем Риме и средневековой Японии считалось, что мужчина, не справившийся со своими воинскими обязанностями, должен совершить самоубийство, дабы избежать публичного позора. Слава, добытая на поле боя, позволяла мужчинам улучшить свое положение в обществе; почет, завоеванный в битве, ценился больше, чем сама жизнь.
Рыцарский кодекс, сложившийся в средневековой Европе, исходил из представлений об элитной кавалерии франкской армии времен Карла Великого. Всадники, служившие Священной Римской империи, были отважны и дисциплинированы. Частично кодекс зиждился на понятии «положение обязывает», то есть на представлении о том, что у привилегированной знати есть нравственные обязательства перед другими людьми. Поэтому рыцарь должен был быть не только отважным — ему следовало придерживаться строгих правил поведения, включающих в себя понятия чести и ответственности; он должен был быть благородным, благочестивым, смелым, галантным, щедрым, верным и справедливым.
В XVII веке высшие слои европейского общества стали отходить от традиционных представлений о мужественности. Король Франции Людовик XIV (1638–1715), прославившийся своими военными кампаниями, также проявлял живой интерес к искусствам, особенно к балету, и любил дорогие наряды. Феминизация мужчин, обладавших высоким положением в обществе, продолжилась и в XVIII веке. Она заметна в декоративном стиле рококо, который восславил легкомысленность и эротическое наслаждение, и в культе чувственности, который принято связывать с философом Жан-Жаком Руссо (1712–1778), призывавшим мужчин выражать свои чувства.
Реакция на эти новые веяния не заставила себя ждать. Французская революция 1789 года вновь утвердила такие традиционные мужские качества, как смелость, стойкость, аскетизм и чувство общественного долга: они нашли отражение в неоклассических произведениях официального художника революции Жака-Луи Давида (1748–1825). В наполеоновскую эпоху, пришедшую на смену эпохе революционной, был закреплен формальный патриархат: Кодекс Наполеона 1804 года рассматривал мужчину как главу семейства и утверждал его власть над женой и детьми и обязанность заботиться об их благосостоянии и примерном поведении. Власть имела ключевое значение для этой второй широкой модели маскулинности.
В XIX веке в формировании этого маскулинного идеала важную роль сыграла доктрина обособленных сфер, в соответствии с которой у мужчин и женщин есть раздельные и взаимодополняющие навыки и сферы интересов, нередко имеющие биологическую основу.
К мужской сфере относили прежде всего (публичную) деятельность за пределами семьи, в том числе занятия сельским хозяйством и прочий физический труд, финансы, медицину, право и политику. Женская сфера включала в себя домашнюю работу, то есть заботу о доме и воспитание детей, а также поддержание благоприятной эмоциональной атмосферы в доме. Хотя в этих аспектах главная ответственность возлагалась на женщин, у мужчин оставалось право вмешиваться и вводить запреты, что давало им власть над женской сферой. В 1835 году Алексис де Токвиль так описывал порядки, сложившиеся в США: «В Америке больше внимания, чем в других странах мира, уделяется постоянному четкому разделению сфер деятельности двух полов, так как американцы хотят, чтобы оба пола шагали в ногу, но каждый из них — всегда своим особым путем».
В рамках доктрины обособленных сфер власть рассматривалась как исключительно мужская прерогатива, если только речь не шла о королевах. Мужчины распоряжались своими земельными владениями, принимали решения финансового характера и вообще не должны были давать женщинам отчет в своих действиях. Ключевым принципом было первородство, согласно которому после смерти отца старший сын наследовал его собственность. Женщины не могли голосовать, владеть собственностью (за исключением особых обстоятельств) и учиться в учебных заведениях. Допускались редкие исключения: собственностью могли владеть вдовы; женщинам дозволялось получать образование, необходимое для выполнения «подобающих» им функций вроде домохозяйки, няни или воспитательницы, по крайней мере до выхода замуж.
Пристойный нравственный облик был важной составляющей мужского идеала в XIX веке и ключевым элементом того, что иногда называют культурой чести. Место мужчины в обществе определяли его классовое и финансовое положение, внешний вид, семья, друзья (мужчины) и деловые партнеры. Поощрялась отвага, поэтому мужчина имел право защищать себя (или обвиняемого человека), если кто-то ставил под сомнение его личное достоинство или достоинство близких ему людей. Защита могла заключаться в публичном опровержении или, если оскорбление не удавалось смыть, в кулачном бою или дуэли: например, на дуэли дрались американские политики Александр Гамильтон (1755/1757–1804) и Аарон Берр (1756–1836) в 1804 году и французские художники Эдуар Мане (1832–1883) и Эдмон Дюранти (1833–1880) в 1870 году. Тем самым насилие вводилось в ритуализированные рамки и использовалось для разрешения споров. Молодые люди из высших слоев должны были уметь обращаться с оружием для того, чтобы защищать личную честь и служить своей стране в случае войны.
В рамках доктрины обособленных сфер и нравственных принципов чести дружба между представителями разных полов допускалась в детские годы, но не одобрялась после наступления полового созревания. Девушки и молодые женщины из средних и высших слоев должны были выходить в свет в сопровождении: это позволяло контролировать их поведение, благодаря чему их «чистота» не вызывала вопросов и не возникало сомнений в их возможности стать супругой мужчины равного или более высокого статуса. Оскорбления в адрес дочерей, сестер или жены были серьезным ударом по репутации мужчины.
Важной составляющей второй модели маскулинности были пристрастия, особенно во времена романтизма (1800–1850-е). К их числу могли относиться такие разные занятия, как животноводство, охота или сочинение стихов. Мужчины сильно увлекались этими видами деятельности, связывали с ними свои надежды и получали удовольствие, преодолевали трудности и испытывали разочарование. Глубина мужских увлечений нашла выражение в творчестве романтических поэтов, например Уильяма Вордсворта (1770–1850), Джона Китса (1795–1821) и лорда Байрона (1788–1824).
Хотя в эпоху романтизма — в отличие от начала ХХ века — мужчины могли достаточно свободно делиться своими достижениями и радостями, равно как и разочарованиями и горестями, в деловой и политической сфере демонстрация таких эмоций не приветствовалась. Душевные порывы были уместны в дружеских отношениях с другими мужчинами. Считалось нормальным, когда мужчина делился своими надеждами и страхами с лучшим другом, и друзья-мужчины того времени без колебаний говорили, что любят друг друга. К дружбе относились сознательно и ответственно; если мужчины понимали, что дружба ослабла или что между ними возникли разногласия, они пытались восстановить отношения.
Большинство мужчин участвовали в повседневной жизни своих детей, стараясь работать дома или неподалеку — на ферме, в местной пекарне, в кузнице или на мельнице. Мальчики уже с 12 лет зачастую работали вместе или рядом с отцами и другими мужчинами, выполняя задания под их руководством. Вследствие этого мальчики проводили много времени в мужском обществе. Мужчины из высших классов, работавшие в кабинетах или вне дома, проводили время с сыновьями на свежем воздухе, например на охоте. В соответствии с тогдашними нормами мужского поведения отцы старались развивать в сыновьях пристойный характер. Мальчики проводили немало времени и с женщинами, помогая матерям или другим женщинам по хозяйству — например, заботясь о младших братьях и сестрах и готовя еду. Хотя у неполовозрелых мальчиков (в возрасте от 6 до 12 лет) была возможность работать вместе с отцами и другими мужчинами, такое случалось далеко не каждый день.
Благородное поведение, наличие пристрастий, способность принимать независимые решения и брать на себя ответственность за других — эта идеальная модель маскулинности просуществовала на протяжении большей части XIX века. Она служила тем мерилом, которым оценивались мужчины из высших слоев общества. Последние понимали, что эффективность ведения ими дел и управления имуществом зависит от других людей и что общество будет судить о них по решениям и достижениям, а также по личным качествам их самих и близких им людей. Поэтому мужчинам было важно сохранять достойное социальное положение.
Далеко не всем представителям высших классов удавалось придерживаться этих норм. Однако для мужчин из низших слоев — крестьян, переселенцев и многих торговцев — эти стандарты были, как правило, недосягаемы. Когда вся семья живет в доме, состоящем из двух комнат (без прислуги), сферы влияния трудно разграничить. Отцы неизбежно вовлекались в процесс воспитания детей, потому что у них не было возможности нанять няню или гувернантку на то время, пока матери были заняты. Последние, в свою очередь, зачастую участвовали в семейном деле и распоряжались семейными средствами, особенно когда речь шла о фермерах, переселенцах или мелких торговцах.
Мужчин поощряли к более мягким, эмоционально насыщенным отношениям с женами и детьми. Жестоких мужей или отцов, державших семью в ежовых рукавицах, демонизировали во многих популярных книгах и пьесах. Влиятельное евангельское христианское движение, стремившееся к моральному очищению общества, критиковало мужчин за распутство, жестокость и пьянство, противопоставляя их естественной «чистоте» женщин, которые в мелодрамах часто представали в образе жертв. Общим местом стали рассуждения мужчин, которые по-прежнему удерживали монополию на власть, о том, что женщины «лучше нас».
В целом мужчин такое определение маскулинности не ущемляло, зато оно сильно ограничивало женщин. К концу XIX века назрел кризис маскулинности. Вследствие урбанизации и индустриализации тысячи людей переселились в города. Начали высказываться опасения, в основном политическими консерваторами, что фабричные рабочие утрачивают мужские добродетели, присущие их деревенским предкам. Стали прилагаться сознательные усилия для поддержания традиционного образа мужественности. Открытое выражение эмоций мужчинами теперь не поощрялось, а символом мужественности стала подчеркнутая сдержанность.
Воспитание мальчиков было (почти) полностью возложено на матерей и учительниц, особенно после введения обязательного образования в начале ХХ века. К тому же рабочие семьи, жившие в бедных городских кварталах, были оторваны от природы. Многие беспокоились о том, какими мужчинами станут мальчики, происходящие из таких семей. Одним из решений стало скаутское движение: британские бойскауты, бойскауты Канады и бойскауты Соединенных Штатов Америки — все эти организации были созданы в те годы. Действительно, кредо скаутов звучит как типичное для XIX века определение мужественности: скаут надежен, предан, готов прийти на помощь, дружелюбен, вежлив, добр, послушен, жизнерадостен, рачителен, смел, опрятен и почтителен. В континентальной Европе подобную роль выполняла обязательная воинская повинность. В Англии государственные школы ставили перед собой задачу привить ученикам стойкость и выдержку. В школах с мальчиками обращались строго, чтобы воспитать в них «твердость», необходимую для управления империей.
Другим ответом на этот кризис маскулинности стала демонизация гомосексуальности, которую иногда называют гомофобией, и параллельное прославление настоящей — или показной — гетеросексуальности. На протяжении большей части XIX века считалось, что сексуальные предпочтения не определяют сущность человека. Такой подход стал меняться в конце столетия, признаком чего стало введение в оборот слов «дегенерат», «извращенец» и «педик». Законы вроде британской поправки Лабушера (1885) криминализировали однополые отношения и позволили полиции отправлять за решетку гомосексуальных мужчин и арестовывать их имущество: так, Оскар Уайльд провел два года в тюрьме за «вопиющую непристойность». В начале ХХ века Зигмунд Фрейд описывал гомосексуальность как гендерную инверсию, благодаря чему получила распространение мысль о том, что гомосексуальность представляет собой душевное расстройство. Сочетание меняющихся социальных норм и запретительных законов вынудили многих мужчин и женщин жить в страхе и лишили их опыта романтической любви.
Масштабная индустриализация, переход к массовому производству в конце ХIX века и прагматическая организация труда на конвейерных линиях изменили отношение к мужской эмоциональности. Методы производственной эффективности, изложенные Ф. У. Тейлором (1856–1915)в «Принципах научного управления» (1911), увеличили производительность, но рабочие теперь стали рассматриваться как бесчувственные, легко воспроизводимые факторы производства. Вместо выражения индивидуальности посредством увлечений и труда мужчин подталкивали к тому, чтобы слиться с машинами и другими людьми, став частью большого слаженного механизма.
В рабочих, которыми в основном были мужчины, всё чаще видели взаимозаменяемые шестеренки. Их главным достоинством была способность выполнять задачи, которые помогали большому механизму достигать производственных целей. Карл Маркс критиковал такой подход, называя людей, оказавшихся в подобной ситуации, «трудящимися предметами».
Мужская дружба утратила прежнюю страстность, а эмоциональная сдержанность стала частью нового определения маскулинности. У городских мужчин было мало возможностей общаться в течение дня. Особенно трудно приходилось фабричным рабочим: окруженные гулом машин, они должны были постоянно находиться на своем месте, выполнять повторяющиеся задания и следить за количеством произведенных предметов и потому не могли вести содержательные разговоры друг с другом в рабочее время.
Вера в то, что между мужчинами и женщинами существуют непреодолимые различия, была по-прежнему широко распространена, поэтому казалась очевидной неспособность жен и детей удовлетворить потребности мужчин в социальном общении. Эту нехватку были призваны восполнить кабаки, мужские клубы и братства, где мужчины могли находить себе друзей. В отличие от викторианской эпохи, основой мужской дружбы теперь стала совместная деятельность, а не эмоциональная близость. Сложилась третья, промышленная, модель маскулинности, зиждившаяся на конкуренции за богатство и общественный статус.
Перевод — Александр Дунаев
