Как не быть бумером
Этой осенью выходит переиздание книги Джона Сибрука «Машина песен. Внутри фабрики хитов». Книги о том, как технические и музыкальные новации девяностых продолжают влиять на то, что попадает в хит-парады. О том, вокруг какого сюжета построены книги Джона Сибрука написала Мария Левунова. Переиздание книги — совместный проект Института музыкальных инициатив и издательства Ad Marginem.
Мария Левунова
«Джон Сибрук принадлежит к той счастливой плеяде теоретиков, которые не просто описывают то или иное явление: ему удалось найти единственно верное для него слово. Подобно тому как Сьюзан Сонтаг изобрела «кэмп», как Бодрийяр придумал «симулякр», как Нассим Талеб придумал «черного лебедя», так Джон Сибрук придумал nobrow, исчерпывающе описывающий культуру начала нулевых годов.
Максим Семеляк на презентации книги «Машина песен. Внутри фабрики хитов»
Джон Сибрук — американский журналист и писатель. Закончил Принстон, защитил магистерскую по английской литературе в Оксфорде. 1959 года рождения. Постоянный автор The New Yorker уже более тридцати лет.
В книге «Nobrow. Культура маркетинга. Маркетинг культуры» Джон Сибрук оказывается участником больших перемен. За окном конец 1980-х. Он — сын своих родителей, дом которых обставлен мебелью красного дерева; мама с детства приучает в академической музыке в концертных залах, отец в честь очередного этапа взросления ведет сына к своему портному за достойным костюмом. Как положено сыну, Сибрук бунтует, но скорее против этих акций родителей, чем против их культуры в целом. Ведь принадлежность к ней относит его к высшему классу.
«В США иерархические разделения в культуре были единственным допустимым способом открыто говорить о классовой принадлежности. В менее эгалитарных странах, как, например, в Великобритании, <…> классовая социальная иерархия существовала еще до появления культурной иерархии, а следовательно, люди могли себе позволить смешивать коммерческую и элитарную культуры. Вспомните Диккенса и Теккерея, которые были успешными и с творческой, и с коммерческой точки зрения, или, если привести более свежие примеры, „Монти Пайтон“, Тома Стоппарда и Лоуренса Оливье. Но в США для достижения того, что в других странах было достигнуто благодаря социальной иерархии, потребовалась иерархия культурная. Любой нувориш мог купить себе особняк, но не каждый мог стать страстным поклонником Арнольда Шёнберга или Джона Кейджа. <…> „Человеческая природа в Америке существует в двух непримиримых плоскостях, — написал Ван Вик Брукс во „Взрослении Америки“. — В плоскости абсолютной интеллектуальности и плоскости абсолютной коммерции, соответствующих терминам highbrow и lowbrow“».
К культуре highbrow принадлежат родители Сибрука. Вкусно значит вредно, а скучно значит элитарно («Мы ведь делаем это не для того, чтобы продать, верно?»). Nobrow — результат их смешения, когда высокая культура впускает в себя элементы низкой, в первую очередь, начинает думать о том, как творчество сочетается с продажами. Клипы на MTV 1990-х — это не только способ продвинуть песню, но и искусство. Джордж Лукас, с одной стороны — художник, автор мира «Звездных войн», с другой — миллиардер, создатель империи Lukasfilm.
Переход к nobrow культуре Сибрук показывает на примере журнала The New Yorker, чей высокий, классический период он успел застать.
«Сегодня та встреча кажется мне словно посланием из далекого времени, исчезнувшего подобно миру средневековой галантной любви. Кабинеты в старом здании были заполнены потертыми диванами, поцарапанными столами, стопками пылящихся рукописей и глубоко въевшейся грязью — этот стиль выражал отношение самого Шона [редактора журнала с 1951 по 1987 год] к глянцу и гламуру. <…> Но меня это не ошеломило, потому что я тоже придерживался позиции „мы слишком культурны, чтобы обращать на это внимание“» — Джон Сибрук о первом приходе в редакцию The New Yorker в 1987 году.
Этот журнал не приносит прибыли и скоро получит нового главного редактора — Тину Браун, которая заведет раздел светской хроники, начнет печатать статьи о знаменитостях. Высококлассные и интеллектуальны, в стиле старого The New Yorker, но какая разница, если это статья о Томе Крузе?
В «Культуре маркетинга» Сибрук упоминает встречу с журналистом, который подавал большие надежды, но растратил талант на халтуру. Этот предвестник будущего заставляет Сибрука уволиться из Vanity Fair и не бросаться в воды новой культуры, когда те подходят к The New Yorker. Книга «Культура маркетинга» — это путь героя от настороженности к принятию культуры nobrow как наиболее органичной своему времени. Книга вышла в 2000 году, Сибруку тогда недавно исполнилось сорок.
Прошло девять лет…
Джон Сибрук едет в машине с десятилетним сыном, который переключает радио на свою любимую станцию:
«Это вообще музыка? Бас звучал, словно запись чудовищного подводного землетрясения. Из динамиков доносились звуки, которые могли бы быть делом рук доктора Моро, будь он музыкантом, а не вивисектором. Что за жуткие машины производили эту смесь духовых и струнных?» — задается вопросом отец.
«Машина песен. Внутри фабрики хитов», конечно, продолжение Nobrow. Это снова книга о современной культуре, о том, как штучное заменяется массовым — никто уже не шьет костюмов на заказ, а популярные мелодии создаются по особой математике. И хотя шведская студия звукозаписи Cheiron, которой посвящена значительная часть книги, открывается в начале 1990-х, на этот раз сам Сибрук оказывается представителем «века галантной любви». Мать писателя называла классикой то, что давали в концертных залах. Теперь он называет так популярную музыку, которую слушал в своей комнате и старается привить сыну любовь к ней с младенчества, напевая под гитару: Knock, knock, knockin’ on heaven’s door.
Джон Сибрук родился в 1959 году, но он не бумер — будь это так, «Машина песен» закончилась бы на первом прослушивании Right Round Флоу Райды по дороге в школу зимой 2009 года. Но Джон Сибрук, порой смущая сына своей заинтересованностью в вопросе, начинает разбираться в устройстве современной музыки, как хороший журналист школы The New Yorker. И хороший отец.
Работа над книгой заняла несколько лет. В последней главе сын уже не стремится покрутить колесо радио, а слушает свою музыку в наушниках. Отец же так заинтересовался устройством музыкальной индустрии, что продолжает иногда включать хитовые станции. Как-то раз, в назидательных целях, отец цитирует строчку из песни The Smiths и вдруг сын отвечает ему цитатой из той же песни.
«Это перевернуло мой мир. Неужто мы, как в „Чумовой пятнице“, поменялись местами — я теперь фанат подросткового попа, а он любит рок? А может, я и есть Пацан [так Сибрук по ходу книги называет своего сына] и всегда им был?».
Сюжет «они поменялись телами», к которому относится «Чумовая пятница» (интересно, Сибрук имеет в виду классический фильм семидесятых или ремейк нулевых?), ведет от разлада к примирению — ребенок стал взрослым и понял родителя, взрослый стал ребенком и вспомнил, каково это; женщина стала мужчиной, мужчина женщиной — все узнали о себе и о других что-то новое, духовно выросли, стали добрей. Семейное кино.
В последние годы Джона Сибрука занимают постандемийные изменения — телемедицина, уход офисов на удаленку и новые виды транспорта — электромобили и самокаты, которые меняют вид и звук города. Он продолжает писать о новом мире, воспринимая его не как нечто враждебное, а как повод для хорошего материала. Или он просто находится внутри нового фильма — помимо сына, у него есть еще младшая дочь.
