Город-палимпсест
Герой романа «Открытый город» Джулиус бродит по Нью-Йорку. На дворе 2006 год, он обсуждает 11 сентября за пивом, это его последний год учебы. Дебютный роман Теджу Коула вышел в 2011 году и описывает зарождение новой обамовской Америки на фоне великого старого города. К выходу романа на русском языке публикуем перевод интервью с писателем.
Макс Лу
(Впервые текст опубликован 16 августа 2011 года в 3:AM Magazine)
Макс Лу: В одном из интервью вы говорили, что размышляли о проблеме написания фикшена. Но что насчет взаимосвязи размышления и письма? Вы согласны с Джоан Дидион, которая говорит: «Я не знаю, что я думаю, пока не напишу об этом»?
Теджу Коул: Да, в этом есть правда. Словесная форма, в итоге, оказывается содержанием. Ретроспективно понимаешь, что именно это ты и хотел сказать. Но одновременно у тебя всегда есть представление о том, куда ты идешь. Ты знаешь, что этот эпизод идет за этим, что именно этот оборот фразы будет лучше всего работать в этой части повествования. Письмо как джазовая импровизация — его ход зависит от момента исполнения. Но и там, и там этому моменту предшествует долгая подготовка.
Макс Лу: Все чаще романы хвалят за то, какое количество культур им удалось в себя включить. «Открытый город» очень современный, отражающий повседневный опыт, освещающий множество явлений роман. В чем, по-вашему, возможности и опасности инклюзии в литературе?
Теджу Коул: «Открытый город» в некотором роде кабинет редкостей — как одна из тех комнат, в которых ученые Эпохи Возрождения собирали всякие интересные вещи. Это не комната для лучшего — в кабинете редкостей хранились специфические вещи: карты, черепа (как напоминание о неминуемой смерти — «memento mori»), произведения искусства, чучела животных, естественнонаучные экспонаты, книги. «Открытый город» занимается чем-то похожим.
Но я не думаю, что дело тут просто в литературной инклюзии. То, о чем вы говорите, напоминает мне то, как работают Дэвид Фостер Уоллес, Джонатан Франзен и Дэйв Эггерс. Они стремятся включить, скорее даже перечислить все детали современности во всем ее многообразии. Мой литературный интерес больше в раскапывании прошлого или попытке почувствовать это прошлое в настоящем. Это требует ловкости — что-то убрать, что-то подставить.
По общему мнению в романе есть дух антикварности, но есть и много убаюкивающей читателя современности. Действие происходит в 2006 году и одни приметы времени включаются, а другие исключаются. Джулиус, например, не пользуется смартфоном и не обсуждает конкретные политические события.
Макс Лу: В романе вы пишите: «весь город — палимпсест». Вы видите родство между тем как меняется мир вокруг и тем, как меняется роман в процессе работы над ним — написание, переписывание, редактирование, еще одно редактирование…
Теджу Коул: Ну не совсем так. По сравнению с огромной непрестанной эволюцией, что происходит в антропогенной городской среде, письмо — это мелочь.
Макс Лу: «Открытый город» справляется с задачей рассказать нам, каково это — жить в Америке после 11 сентября. Не является ли неспособность большей части художественной литературы передать характер последнего десятилетия, причиной, почему вы обращаетесь к другим формам искусства — философии и литературной теории?
Теджу Коул: Спасибо за это замечание. Надеюсь, что мне удалось кое-что передать. Я попытался сосредоточиться на одном конкретном аспекте этого исторического момента — несостоявшемся трауре. Я немного где встречал обсуждение этого.
И я думаю, если ты пишешь о катастрофе, то нужно писать как бы вокруг нее, иносказательно. Умолчание необходимо, когда описываешь страдания других людей. И в пространство, созданное этим умолчанием, можно привнести все то, что лучше всего помогает нам справиться с неопределенностью: музыку, картины, фильмы и так далее.
Макс Лу: В связи с приближением десятой годовщины 11 сентября, я вспомнил мысль Толстого, что не следует браться за описание событий раньше, чем через десять лет. Что вы думаете об этом?
Теджу Коул: Вероятно, он прав. Нужно несколько лет на то, чтобы понять, через что мы прошли. На сегодняшний день мы все еще торчим в трясине обсуждений не относящейся к делу ерунды. Разговор об 11 сентября еще не начался.
Макс Лу: Джеймс Вуд (английский литературный критик и писатель — примечание переводчика) различает те романы, действие которых просто происходит в Нью-Йорке и те, где Нью-Йорк выступает почти как персонаж. Мог ли «Открытый город» быть написан о каком-то другом городе?
Теджу Коул: Это было бы не то же самое. Но все великие города полны призраков. Подобная книга может быть написана о Джакарте, Маниле или Лондоне, если найдется человек, способный уловить невидимые истины этих мест.
Макс Лу: «Открытый город» задумывался как мемуары, документальная проза или психогеография?
Теджу Коул: Это скорее психогеография, хотя и в меньшей степени, чем у Иэна Синклера или Уилла Селфа. Но это и фикшн, потому что мне нужна была свобода включать туда нужное и вырезать ненужное. Основной элемент фикшена заключается в соединении великодушного и одновременно скрытного характера Джулиуса и такого же великодушного и скрытного Нью-Йорка. Думаю, это дополняет мой ответ о персональной важности Нью-Йорка для этой книги.
Макс Лу: Формальная гибкость «Открытого города» отличается от всего, что я читал раньше. Это выглядит как новый тип романа, который снова делает его витальным и перспективным. Вы видите в романе форму, которая лучше всего может отразить многообразие современности?
Теджу Коул: Спасибо, я рад, что книга произвела на вас такое впечатление. Да, есть внутренние состояния, которые может передать только роман. На мой взгляд, роман — это главное, что Европа подарила миру. А коллаборация Америки и Африки подарила миру джаз — так что, мы в расчете. Странно то, что большинство сегодняшних романистов не полностью осознают возможности этого жанра. Милан Кундера постоянно говорит об этом и я не устаю его слушать, потому что абсолютно с ним согласен.
Во времена Рабле и Сервантеса длинная прозаическая форма была способна на все что угодно. Через пару столетий от большинства возможностей отказались, сведя роман к тексту, правдоподобно передающему чувства. Джойс и Вирджиния Вулф переоткрыли его, но потом он снова вернулся в безопасную зону, где и пребывает до сих пор. И это очень плохо.
Я благодарен Милану Кундере, Джеральду Мёрнайну, Дэвиду Марксону, Джону Бёрджеру и последней работе Джона Кутзее. Но как бы эти писатели не были знамениты, критики все равно смотрят на них косо. Например, «Элизабет Костелло» — великий роман, но когда он вышел, его раскритиковали. Претензия была в том, что книга состоит просто из разговоров без сюжетной машинерии, которая работает в обычных романах. Книги Дэвида Марксона — это очень искусное сплетение истории и псевдоистории. Австралиец Джеральд Мёрнайн — гений уровня Беккета, известный в Австралии и Швеции, но больше почти нигде. И мне очень понравилась «Жажда реальности» Дэвида Шилдса, разбирающаяся с искусством романа.
Макс Лу: Вы пишите, что жесткость в наше время «беспрецедентно хорошо организована». Должны ли романист_ка реорганизовать свой текст в ответ на это?
Теджу Коул: Романисты всегда проигрывают. Политика — коварна, современные методы войны (от переносных ракетных комплексов до ударов беспилотников) — коварны.
Писатель не может изобразить столь чудовищную реальность. Но он может, он должен попытаться ее засвидетельствовать. Есть много способов это сделать. Я предпочитаю косвенные описания.
Макс Лу: Какую роль в «Открытом городе» играют повторения?
Теджу Коул: Это для меня очень важно. Я люблю повторение мотивов или изящные вариации того, что было сказано раньше. Это то, что задает тональность, создает психологическую оболочку вокруг читателя. И не все случайности должны быть наполнены смыслом. Иногда что-то повторяется потому что также случается в жизни — это создает настроение. Полезно даже немного переусердствовать, как это делают Набоков и Зебальд. Это хороший способ усилить локализованное погодное явление, которое мы называем романом.
Макс Лу: Обвинение, которое Моджи предъявляет Джулиусу: многие критики проигнорировали этот момент, но меня это поразило как огромное событие, которое разоблачает мое (возможно самодовольное) представление о персонаже. То, что она говорит, это правда?
Теджу Коул: О, это абсолютная правда. Я не могу представить себя Джулиуса без этой истории. Я с самого начала знал, что книга так закончится: три яростных удара молоточка, а потом мягкий переход к струнным.
В искусстве мне нравятся вещи, которые подтачивают самодовольство читателя или зрителя. Мне интересен этот переход от «он такой же, как мы» к «он такой же, как мы?». Многие люди были расстроены, что я заставил Джулиуса пройти через это. Но нет такой вещи как «право оставаться безмятежным».
Макс Лу: Вас сравнивали с Зебальдом, В. С. Найполом, Джойсом. Но какими писателями вы сами восхищаетесь и кто повлиял на вас?
Теджу Коул: Зебальд, Найпол и Джойс — три моих самых больших влияния, их формальная свобода и умение создавать настроение. Так что эти сравнения мне весьма лестны, хоть они, конечно, и не заслужены. «Дублинцы» Джойса содержат самые прекрасные и одновременно скромные предложения в английском языке. От него я узнал, что простой фразой можно пробрать читателя до костей. Читатель и не поймет, как это произошло, но это все ваша работа. Есть Дидион, Бёрджер и многие другие, о которых я говорил выше. И еще есть множество поэтов, которых я не упомянул. Авторы такого масштаба — это движущиеся мишени, которые мы только пытаемся поразить.
Макс Лу: Действие книги происходит в последние годы президентства Джорджа Буша-младшего. Но не является ли это скорее романом Америки Обамы? Я спрашиваю, потому что в лице Обамы вы получили президента, который в своем бэкграунде несет отражение той же политики идентичности, к которой принадлежит Джулиус.
Теджу Коул: Это обамовская книга, безусловно. Я был изумлен и восхищен, услышав, что он недавно прочел ее. Эта книга о новой американской реальности, которая принимает разнообразие. Не превозносит его, просто говорит: так мы сейчас живем. Не нужно придумывать персонажа-гея, чтобы прокомментировать проблемы геев. Он у тебя уже есть, потому что он реален и его жизнь ничуть не меньше твоей. Джулиус — американец смешанной расы, его отец-африканец умер; он легко излагает свои идеи, учится в Колумбийском университете, обсуждает свою идентичность на улицах Нью-Йорка. Смотря на этот список, справедливо сказать, что у Джулиуса больше общего с Обамой, чем со мной. Мне очень хотелось вставить в книгу эпизод, где Джулиус мельком видит по телевизору сенатора от штата Иллинойс. Я всерьез думал об этом, но потом решил, что это будет слишком.
Макс Лу: «Открытый город» кажется обнадеживающей книгой. Вы с надеждой смотрите на Америку? На мир?
Теджу Коул: Я не надеюсь ни на Америку, ни на мир, нет. Жизнь идет и тем, кому повезло, есть чем в ней насладиться. Но станет ли она лучше для большинства? Я не знаю. Не вижу оснований. Но есть тот слабый проблеск надежды, который мы чувствуем, когда замечаем в других внимание к жизни. Это утешает. Зачем смотреть Ханеке или читать Зебальда? Они говорят о страшных вещах, но проявленное внимание их немного обезвреживает.
Перевела Мария Левунова
