Виртуальная полка Михаила Котомина
Готовим запуск конкурса «Моя полка», о подробностях которого расскажем завтра. По этому случаю решили поделиться своими книжными полками. Сегодня Михаил Котомин, генеральный директор издательства, рассказывает о своей подборке — «четыре книги о тайной жизни неодушевленных предметов».
«Мораль вещей» — так называется речь, прочитанная Брюсом Чатвиным на благотворительном аукционе, организованном Красным крестом в Нью-Йорке в 1973. Стенограмма этого выступления открывает сборник «Утц и другие истории из мира искусств». Чатвин, повидавший за время работы в «Сотбис» немало одержимых коллекционеров, превосходно понимал молчаливую силу красивых вещей. Перед своей смертью, писатель мечтал о частном музее, наполненном теми самыми пылинками дальних странствий, вроде этрусского меча или гравюры «Меланхолия Микеланджело» Гизи, которые он собирал по всему свету и чьи непроявленные истории документировал в своем «молескине».
Еще один британский ценитель камней Венеции и прочего bric-à-brac сегодня сам уже кажется почти застывшей за давностью лет статуей, пыльным архивным объектом. Но если перечитать для начала стенограмму его судебного разбирательства с художником Уистлером, а затем попробовать понять, о чем же эти самые десять лекций, прочитанные в Брэдфорде в середине позапрошлого века, перед нами встанет образ страстного и немного сумасшедшего профессора, предельно серьезно относящегося не только к предмету своего исследования, но и вообще к предметам. Особенно имеющим, как и он сам, склонность к кристаллизации.
Младший современник Беньямина, немецкоговорящий еврей из Праги, был, как и его старший коллега, заворожен технической воспроизводимостью и прочими открытиями XX века. Почти все свои тексты, на каком бы языке они не были написаны (а Флюссер, вынужденный скитаться по миру, писал на бразильском, португальском, английском и немецком, зачастую переводя себя сам), автор взял за привычку печатать на электронной пишущей машинке: ровно четыре страницы с полуторным интервалом. Если речь шла о более развернутом высказывании из нескольких глав, каждая глава соответствовала этому регламенту. Поэтому все наследие Флюссера состоит из таких атомов-эссе, которые он сам потом и собрал в мета- картотеку, недавно изданную еще одним нашим автором, профессором Зигфридом Цилински. В этом сборнике Флюссер размышляет о том, что делает вещь законченной, в чем состоит высказывание дома, построенного Людвигом Витгенштейном, о философии и почему только русские, проходившие в школе Гëте, могли построить такие красивые ракеты.
Вещи, которые интересуют польского антрополога и исследовательницу обманчивой ретро-повседневности, сложно назвать красивыми или совершенными. Скорее, даже наоборот — обложки поддельных польских CD, афиши видеосалонов, полиэтиленовые пакеты с изображениями, диваны, обитые аляповатыми тканями — словом все то, что у нас определяло предметный мир в 1990-е годы, а в Польше заполнило освободившееся после демонтажа позднего соцмодернизма пространство чуть раньше, в конце 1980-х. Однако если взглянуть на этот трэш-мир пластмассовых вещей эпохи раннего восточноевропейского капитализма сквозь призму человеческих связей, мы откроем для себя совсем другую вселенную, в которой краковское предместье по-прежнему залито солнцем, вещи «фонят» судьбами всяких пани-панове и недопито черное пиво. В основу исследования лег сетевой флэшмоб, организованный Ольгой в Instagram.
