«Джин вырвался из бутылки»
Ильдар Галеев рассказал нашему журналу о ярком десятилетии в истории детской книжной иллюстрации.
Ильдар Галеев
Мир детства, его образы — возможно самые счастливые впечатления людей. Они питают среду их обитания, дарят позитивные эмоции, очищают глаз и душу человека в век его непростых взаимоотношений с собственной памятью. Наверное потому детские книги, созданные взрослыми, помогают выстроить эту связь как комплекс соотнесения своего сознания с сознанием ребенка, как способ решения проблемы эстетического канона и его изменяемости.
Расцвет детской книги в России пришелся на 20-е годы XX века. Этот исторический отрезок, отмеченный бурным всплеском активности в искусстве, через который проходили многие художники и на Западе, у нас проявился с определенным своеобразием, о котором хочется сказать.
С самого начала революционных преобразований (конец 1910-х) проект книги для детей в России развивался стихийно, без вмешательства новой власти. На это были веские причины. Пока кипели политические страсти, пока шло драматическое противоборство двух сил — старой и новой, заботы о книгах и поколениях их читателей отступали на дальний план. Между тем художники-авангардисты, enfants terrible искусства того времени, все чаще обращали свои взоры на книгу и книжную иллюстрацию как форму творческого высказывания. Джин вырвался из бутылки примерно на рубеже 1910–1920-х годов. Для того, чтобы этого джина упрятать в бутылку обратно, большевикам понадобилась еще примерно дюжина лет. В 1932 году проект иллюстративных книг для детей, в контексте радикального искусства ХХ века, был окончательно закрыт.
Эта дюжина лет (1920–1932) сыграла важную роль прежде всего для самих художников, которым остро необходима была возможность воплощения мечты о новом пластическом языке; для самих детей, получивших книгу как «блюдце секретов» — собрание образов, ставших плодами взаимодействия картинки и текста; и для самой большевистской власти — как средство воспитания поколения формирующегося советского человека. Все это триединство интересов было актуально лишь на определенном этапе развития страны — в эпоху становления социализма. Смена курса в направлении ужесточения режима похоронила иллюзии о детском книжном феномене как форме свободного творчества.
Книги для детей выпускались массовыми, зачастую миллионными, тиражами многими издательствами в Советском Союзе, в большинстве своем частными, что было совсем неудивительно в эпоху НЭПа — новой экономической политики (1921–1929). Частная инициатива шла неконтролируемым потоком, издатели задумывались о том, как книга должна овладевать читательской аудиторией, о ее внешнем виде, об оформительских заказах ведущим художникам страны, впервые почувствовавшим себя не только мастерами живописнопластических или монументальных композиций, но и прикладными художниками, иллюстраторами, участвующими в создании образа новой страны и новой эпохи.
Среди издательств, специально нацеленных на производство иллюстрированных книг для детей, особенно заметна «Радуга». Там работали крупнейшие русские художники: Лебедев, Конашевич, Тырса, Лапшин и другие мастера «серьезного» жанра — живописцы, рисовальщики станковых форм искусства. Получившие как у публики, так и у критиков известность своим участием в резонансных выставках современного искусства, некоторые из них занимались педагогической деятельностью в Академии и художественных учебных заведениях. Их ученики — молодое поколение художников, свежеиспеченные выпускники Академии — и стали тем кадровым подспорьем в нарастающей валом издательской «лихорадке».
Интересы и увлеченность молодежи стали базисом для развития форм творческой активности: не только живопись стала отражением токов современной жизни, но и дизайн, прикладное оформительство стало неотъемлемой частью общекультурного строительства. Детская книжная иллюстрация, благодаря ее экономической привлекательности (хорошие гонорары, возможность сотрудничества с разными издателями) явилась той бухтой, в которую направлялись лучшие творческие силы. В ней нашли свой причал художники разных направлений, ученики грандов русского авангарда: Малевича, Филонова, Петрова-Водкина, Матюшина, Татлина. Детская книга, пожалуй, впервые в истории этого жанра дала такое разнообразие стилей и методов, концептуальных подходов и идей. Вместе с учениками супрематической и аналитической школ работали и их старшие коллеги, прикоснувшиеся и к новейшим французским веяниям, и к немецкой экспрессионистской традиции, и адепты русского классического модерна — наследники объединения «Мир Искусства». Очень много для понимания той художественной ситуации дали выставки и представителей наивного, неопримитивного искусства — Нико Пиросмани, художников народов Севера (чукчей, эскимосов, эвенков). Судя по каталогам крупных советских издательств, специально занимавшихся выпуском детских книг, наименований таких изданий было десятки тысяч. По крайней мере, когда в 2002 году Музей современного искусства (МОМА) в Нью-Йорке решил отметить этот феномен специальной выставкой, в каталоге представленной коллекции числилось свыше тысячи экспонатов (все — дар Фонда Джудит Ротшильд). Выставки советской детской книги и тогда, в 1920-е годы, были достаточно популярны на Западе (Лейпциг, Осло, Париж, Копенгаген, Лондон, Филадельфия, Амстердам), и сегодня они завоевывают все больше почитателей (Валенсия, Франкфурт, Тель-Авив, Берлин). Русскую иллюстрированную детскую книгу 1920-х любят во всем мире, ее читают, исследуют, публикуют, и, наконец, коллекционируют.
В наши дни достаточно обратиться к каталогам специальных книжных аукционов крупнейших компаний — Sotheby’s, Christie’s, чтобы среди представленных лотов обнаружить детскую русскую книжку 1920-х годов с характерным штампом: Printed in Soviet Union. Вероятно, эту привезенную из Москвы или Ленинграда книжку когда-то давным-давно купил с выставки какой-то европейский собиратель. Штамп говорит о ее географическом происхождении, о стране ее издания. И хотя такой страны уже не существует, тем не менее русская детская книга — факт в истории мировой книжной культуры, который сегодня игнорировать невозможно.
