Редактор Bookmate и критик Игорь Кириенков о пяти любимых книгах Ad Marginem
Креативный редактор книжного приложения Bookmate, критик, пишущий про литературу, кино и сериалы, и автор телеграм-канала I’m Writing a Novel Игорь Кириенков — о любимых книгах издательства Ad Marginem
Перебирая любезные уму тексты, выпущенные Ad Marginem, можно составить сразу несколько шорт-листов — и это, пожалуй, лучший показатель того, что все 25 лет издательство Александра Иванова и Михаила Котомина вопреки названию постоянно оказывалось, по-кутзеевски говоря, в сердце страны. Их работу можно назвать своего рода философским ГОЭЛРО: реализуя программу «Жиля Делёза/Тома Пикетти/Розалинд Краусс в каждый дом», они много сделали для того, чтобы изменить отношение публики к «чужому протухшему умняку» (а это уже Пелевин), — показали, что непосредственное знакомство с работами Фуко, Латура, Арендт и других исполинов может сокрушить привычную картину мира; шуточками тут не отделаешься. За это и хочется поблагодарить всех, кто стоит за томами и томиками Ad Marginem, — от создания макета до сочинения рассылок.
«Маркиз де Сад и XX век» Михаил Рыклин (1992)
Последняя, кажется, книга, которую я купил в лавке Максима Сизинцева — знаменитом магазине в первом гуманитарном корпусе МГУ, где в перерывах между парами пропадали студенты филфака. В тот день я, порядком вымокнув, забирал диплом и, чтобы не возвращаться под дождь, решил переждать непогоду в любимых полутора комнатах. Дальше было несколько импульсивных покупок, воспаление легких и пара увлекательных часов, которые я провел над текстами Барта, Клоссовски и других интерпретаторов Сада — на мой вкус, куда более изобретательных и оригинальных, чем велеречивый маркиз и его либертены.
«Первый субботник» Владимир Сорокин (2001)
Последствия неумеренного чтения журнала «Афиша» и персонально критика Л.А. Данилкина — стопка вышедших в Ad Marginem книг Владимира Сорокина, которая приземлилась на моем рабочем столе в 11 классе и здорово спутала карты при подготовке к ЕГЭ по литературе. Провозглашенный гением на страницах любимого издания, автор «Геологов», «Кисета» и «Обелиска» поначалу совсем не веселил, а раздражал и вызывал отвращение — понадобилось, короче, некоторое время, чтобы сладить с этими «просто буквами на бумаге»; чтобы самостоятельно — а не доверяясь авторитету старших, — обнаружить в ранних сорокинских вещах замечательно дерзкую субверсию против логоцентричности сознания.
«Gesamtkunstwerk Сталин» Борис Гройс (2013)
А вот книга, на которую я периодически поглядывал, заходя в «Москву» на Воздвиженке — пока не унес с собой с очередной стипендии. Гройс — как в те же примерно годы и Александр Эткинд — пленил стилем и амбициями: выяснилось, что от еретической культурологии — возьмем этот термин в самом широком смысле слова — можно получать то же удовольствие, что и от модернистской прозы. От того, что Сталин оказался последним авангардистом, а сами они — жертвами внутривидовой, по сути, борьбы, я не стал ни лучше относиться к первому, ни хуже ко вторым, но навсегда полюбил это вдохновенное письмо — безупречно корректное и бесконечно лукавое разом.
«Подшофе» Фрэнсис Скотт Фицджерадьд (2015)
Или «Благоволительницы» Джонатана Литтелла (первое издание которых я потерял в трамвае, возвращаясь с собственного дня рождения), или «Когда я был настоящим» Тома Маккарти (которого одно время дарил всем, не сверяясь с их литературными пристрастиями). Что до «Подшофе» — точнее, его центральной части, феноменальной силы эссе «Крушение», — то это, как говорится, другой Фицджеральд: эргономичный, откровенный и безжалостный к себе писатель — примерно такого автора пытался вылепить из него Хемингуэй; такого, удивительное дело, ценил Набоков. Редкий пример, когда не близкий, вообще-то, прозаик (куда ему до хозяина Йокнапатофы или расследователя хладнокровного убийства) становится почти родным — хотя бы на дистанции 124 страниц.
«Зачем смотреть на животных?» Джон Берджер (2017)
Тексты сложной жанровой природы, про которые так с ходу и не скажешь — эссе? проза? Скорее, свободные размышления свободного мыслителя — принимающие ту или иную форму в зависимости от звучащей внутри автора музыки. Впрочем, одно дело — читать Берджера как экспериментальную литературу и совсем другое — воспринимать написанное им через опыт личных отношений с питомцем. Только заведя собаку, я понял, что вынесенный в заглавие вопрос, конечно, безнадежно риторический — а вы попробуйте оторваться.
