«В любом случае, просто не будет». Александр Чанцев — о «Через линию» Эрнста Юнгера
В эссе «Через линию» Эрнст Юнгер исследует нигилизм как ключевую проблему современности — болезнетворный процесс, охвативший всю планету. Специально к запуску предзаказа на новую книгу Юнгера, мы попросили литературоведа Александра Чанцева рассказать о том, почему этот текст, написанный в 1950 году, остаётся актуальным и по сей день.
По книгам Юнгера можно и гадать.
Проявив некоторый волюнтаризм, я бы отчасти причислил «Через линию» Юнгера к ряду таких его пророческих эссе, как «Уход в Лес» и «Мир». Где-то между ними и большими философскими работами Юнгера вроде «Рабочего» и «Тотальной мобилизации» этому тексту точно найдётся место. Недаром же Хайдеггер, так внимательно читая текст Юнгера, и сополагал его с «Рабочим».
Оставив разбор многих философских тем этой небольшой книги Хайдеггеру, написавшему большое послесловие переводчику Александру Михайловскому и читателю, просто отмечу те темы, где Юнгер вдруг поразительно резонирует с современностью. «Если бы мы могли назвать нигилизм разновидностью зла, то диагноз выглядел бы более благоприятно. Против зла существуют проверенные средства. Гораздо тревожнее то самое слияние, полное стирание границ между добром и злом, которое часто ускользает даже от самого проницательного взора», — пишет Юнгер, будто (или даже не будто) предвидя наши времена постправды и испанского стыда за неё тогда, когда правильное и неправильное столь умело меняются одеждами и просто переименовываются. Пишет он это эссе по просьбе Мартина Хайдеггера как размышление о «совершенном нигилизме», предлагая испытать на себе вопрос: что значит жить после конца всех смыслов, когда старые ценности, религия, мораль и политические идеалы распались, а человек стоит лицом к лицу с пустотой.
Возможны при такой ситуации становятся, говорит Юнгер, разные расклады. «…Третья мировая война пусть и не маловероятна, но всё-таки не неизбежна. Не исключено и достижение мирового единства посредством договоров. Этому могло бы способствовать возникновение некоей третьей силы, на роль которой подходит объединённая Европа. Также возможно, что разворот достигнет такой степени, что один из конкурентов потерпит крах ещё в мирное время. Опять-таки нельзя сбрасывать со счетов фактор непредвиденного». И действительно, чёрные лебеди никак не предсказуемого вылетают из рукавов нынешних мировых правителей, лабораторий и иных учреждений столь часто, что на точный прогноз не хватает возможностей даже провидца Юнгера.
В любом случае просто не будет. «Можно предвидеть, что урезание свободы продолжится. Ведь оно происходит даже там, где люди наивно полагают себя ответственными за свой выбор. Есть ли разница между тем, когда методы геноцида придумываются и множатся по приказу тиранических олигархов, и тем, когда-то же самое происходит по решению парламента? <…> Страх властвует над всеми, хотя в одном случае он может проявляться как тирания, а в другом — как рок».
Что же предлагает Юнгер? О, он слишком уважает своего читателя, чтобы снабжать готовыми девизами и призывать следовать строго проложенным маршрутом. Более того, мысль его, как и всегда, слишком нюансированно-тонка и неожиданно своеобычна, чтобы можно было тут же раскроить её на готовые лозунги. Взять хотя бы само понятие нигилизма: оно отнюдь не выписано чёрными красками, даже и не всегда однозначно негативно.
Или — понятие самой линии. В немецком Linie содержится несколько смысловых пластов, и Юнгер работает со всеми ними одновременно. Первый — геометрический или пространственный: Linie как черта, порог, граница. Здесь возникает мотив «пограничья эпох»: мы стоим на линии между метафизическим миром (Бог, мораль, смысл) и миром без оснований. Второй пласт — военный. Юнгер, офицер и ветеран двух войн, несомненно слышит в этом слове отголоски линии фронта: мы оказались брошены «на линию огня» нигилизма. Это не отвлечённая философия, а боевой рубеж духа, где решается судьба человека. Переход через линию — не метафора, а героический акт. Далее вступает топологический или онтологический слой — уже в хайдеггеровском духе: Linie как внутренний порог бытия, место, где соприкасаются Sein (бытие) и Nichts (ничто). Это не черта на карте, а зона свёртывания противоположностей. И наконец, графический, культурный смысл: в немецком Linie haben значит «иметь почерк, стиль, манеру». Здесь Linie становится образом формы, того «стиля эпохи», о котором Юнгер говорит как о проявлении нигилизма. Юнгер сознательно не даёт определённой дефиниции — он оставляет Linie «плавающей», ведь речь идёт о границе непостижимого. Новый перевод передаёт этот замысел значительно точнее: линия у Юнгера — это одновременно фронт, метафизический шов и формула новой герменевтики. Мир без смысла оказывается не концом истории, а возможностью нового типа восприятия — человека, который не нуждается во внешней опоре, чтобы действовать.
И надежда — если всё же спрямлять, переводить из юнгеровской системы координат на наш, более прямой и схематизированный язык понятий — есть. Она у Юнгера чаще всего таится в самом человеке, в его способности просто (вы)стоять с достоинством в любых стальных грозах любых времен. «Теперь нет прежней заносчивости, но взамен растёт новая отвага — в готовности испить чашу до дна. Для наступления это плохая черта, но для сопротивления она даёт огромные силы. Они умножаются у безоружного».
