Оксана Васякина о пяти значимых для нее книгах Ad Marginem
Раньше мы вели рубрику «Пять книг», где интересные нам люди говорили о любимых и важных для них книгах издательства. Возвращаемся к ней вместе с Центром Вознесенского. До конца июля там проходит писательская лаборатория «Будущее», которую ведут Оксана Васякина, Катя Ганюшина, Настя Красильникова и Арина Бойко. По этому случаю мы попросили Оксану Васякину, поэтессу и авторку романов «Рана» и «Степь», рассказать, какие книги Ad Marginem для нее наиболее значимы.
И советуем подписаться на рассылку Центра Вознесенского, где можно прочитать не только о выставках и событиях центра, но и получить дружеский промокод на покупку книг издательства.
Оксана Васякина
tg: из сердца тьмы
Весной 2015 года в музее «Гараж» открывалась ретроспектива Луиз Буржуа. Я была студенткой Литературного института и одновременно училась в мастерской перформанса у Лизы Морозовой. Знакомые художницы сказали мне, что можно заработать немного денег на открытии выставки, потому что дуэт «Айседорино горе» делает коллективный перформанс-оммаж Буржуа. Меня обмотали белой веревкой до состояния мумии, положили на грузовой электромобиль вместе с другими участницами перформанса. На площади перед музеем под огромной паучихой нас должны были размотать так, чтобы веревка сплелась в грандиозную паутину. Это было долго и утомительно, на улице стояла жара, и мы, в ожидании напарниц, которые должны были нас разматывать, стояли под ярким солнцем и раскачивались, как погруженные в паучий гипноз жертвы насекомого. Когда перформанс закончился, координаторка проекта сказала, что теперь мы можем пойти в офис музея и выбрать любые книги на память об участии.
Я не знала, что выбрать. До этого я читала только «Искусство перформанса» Роузли Голдберг. Имена на корешках мне ни о чем не говорили, поэтому я брала по очереди книги одну за другой и раскрывала на первом попавшемся месте, чтобы немного почитать. Таким образом я выбрала две книги: «1913. Лето целого века» Флориана Иллиеса и «Московский дневник» Вальтера Беньямина. Обе книги сыграли огромную роль в моей жизни — Беньямин стал одним из моих любимых писателей, именно писателей, потому что я привыкла читать его тексты как поэтические произведения. А манера Иллиеса меня заворожила, потому что я никогда до этого не читала подобных текстов. Я читала «1913» и думала, что когда-нибудь и я напишу обширное эссе о прошлом. В некотором смысле так и вышло.
Издательство попросило меня выбрать несколько книг, которые я люблю. Беньямина и Иллиеса я уже назвала. К ним я прибавлю «Болезнь как метафора» Сьюзен Сонтаг, ее переиздали, когда я работала в московском филиале книжного магазина «Порядок слов». Моей матери как раз поставили диагноз рак груди, а отец умер от СПИДа. Я читала эту книгу в метро по дороге на работу между «Кузьминками» и «Пушкинской». Те, кто живет на юге этой ветки, знают, что утром в вагон с трудом можно зайти с третьего раза. А если зайдёшь — то руки поднять практически невозможно, потому что туда набивается куча людей. Но я все равно изо всех сил старалась читать, даже в тесноте. После работы все плыло перед глазами от усталости, а двадцать минут в метро были единственным временем, которое я могла потратить на чтение. Я читала Сонтаг, и она, как ни странно, действовала на меня терапевтически. Когда прошлой весной я принялась перечитывать эту книгу, чтобы писать новый роман, я была поражена тем, сколько всего я упустила, когда читала ее пять лет назад. Но при этом книга осталась во мне невыносимым отпечатком. Который, как мне кажется, до сих пор влияет на меня. Его невозможно высказать и описать. Он есть и он часть моего опыта.
И посоветую еще одну книгу: «Гриб на краю света» Анны Лёвенхаупт Цзин. Ее я читала около четырех лет назад, когда у меня впервые обнаружили ментальное расстройство. Я принимала таблетки, которые мне совершенно не помогали, поэтому я практически не выходила из дома. Я жила на Проспекте Мира в двухэтажном особняке с большим садом. Утром после завтрака я брала высокий стеклянный стакан с остывшим кофе, раскладной стульчик рыбака, пачку сигарет и «Гриб на краю света». Практически невидящими глазами я медленно прочитывала предложение за предложением. Эта книга о возможности жизни на земле, отработанной крупными производствами, и о тех, кто научился жить после жизни, и неплохо с этим справляется. Эта книга дарила мне надежду. В саду было прохладно, а тополиный пух лежал всюду. В один из таких дней я вернулась в дом, чтобы налить себе еще кофе, а когда вышла, увидела, что все вокруг — и сад, и детская площадка — полыхает. Кто-то поджег пух и сбежал. Неуправляемый огонь шел по траве за забор и перекинулся на территорию заброшенной дореволюционной больницы. Я вернулась в дом, позвала хозяина, который вызвал пожарных, а сама набрала несколько ведер воды и начала тушить огонь. Огонь от пуха быстрый, он прошел под моим зеленым рыбацким креслом и не тронул книгу, лежавшую на траве.
