История недоразумений. Магия и расчет Флориана Иллиеса

Недавно мы выпустили новую книгу Флориана Иллиеса «Магия тишины». В ней автор «Лета целого века» и «Любви в эпоху ненависти» исследует фигуру художника-романтика Каспара Давида Фридриха и ее влияние на последние 250 лет истории. В рецензии Сергей Фофанов, научный редактор книги и сотрудник Государственных художественных собраний Дрездена, рассуждает, кто на самом деле главный герой этого текста, почему в нем практически нет иллюстраций и как книга стала портретом «поколения Golf».

Сергей Фофанов

Историк искусства, научный сотрудник Государственных художественных собраний Дрездена

Без паники, больше не будет никаких усложнений. Тот, кто выстраивает вокруг Каспара Давида Фридриха слишком большие теории, тот принижает его картины и лишает их части их загадочного обаяния.
Ф. Иллиес. «Магия тишины»

Или-или

Это эссе я пишу в Берлине, и, может быть, когда я нажимаю на клавиши своего ноутбука в просторном читальном зале Государственной берлинской библиотеки на знаменитом бульваре Унтер ден Линден напротив восстановленного Берлинского королевского замка, построенного на месте снесенного в 2008 Дворце Республики ГДР, герой моего критического разбора, успешный и популярный публицист Флориан Иллиес, потягивает через трубочку свой апероль-шприц в паре улиц отсюда, в фешенебельном баре района Митте, и еще не знает о том, что ровно через два дня будет совершенно покушение на кандидата в президенты Америки Дональда Трампа.

Или всё же так…

Подводя итоги своего правления, сорок второй президент США Билл Клинтон не упомянул ни о скандале в Овальном кабинете, ни о бомбежке Белграда, но фактически поставил себе в заслугу то, что он вывел мир в новую цифровую эру. В 1993 году, когда Клинтон пришел к власти, в мире существовало всего пятьдесят вебсайтов, а на момент завершения его полномочий после двух президентских сроков в 2001 году их количество достигло семнадцати миллионов. За восемь лет Всемирная паутина опутала весь земной шар. В том же 2001 году, если верить информации из Википедии, приведенной в статье о самой Википедии, был запущен этот глобальный революционный проект, с лихвой переплюнувший великое творение французских энциклопедистов эпохи Просвещения и Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Так вот, если зайти на страницу виртуальной энциклопедии XXI века в пресловутом интернете, то мы без труда найдем в ней материал о самом читаемом немецком авторе последних лет — Флориане Иллиесе. Причем если пытливый читатель даст себе труд прокрутить курсор и проверить наличие вариантов на других языках, то он обнаружит, что помимо основной версии на немецком языке существуют еще статьи на французском, английском, арабском, русском и эстонском. «Как?!» — воскликнет пораженный читатель, — «только шесть, и это всё?» На сегодняшний день, да — всё. Но отчего это так и где искать причины такого весьма странного обстоятельства? И почему вдруг Эстония удостоила Иллиеса своим вниманием? Интернет безмолвствует, читатель в недоумении.

Как вы уже наверняка поняли, в моей рецензии или, вернее, небольшом критическом разборе последней книги Флориана Иллиеса, посвященной Каспару Давиду Фридриху, я попытался спародировать стиль немецкого писателя, журналиста и публициста. Само по себе новое творение Иллиеса является точно такой же компиляцией разрозненных и намеренно закрученных оборотов, мыслей и пафосных сентенций, через которые приходится пробираться настойчивому читателю. Спасает только одно — фирменный легкий и увлекательный слог, характерный для всех его работ. Но, как и прежде, в самой книге зияет огромная брешь, обусловленная полным отсутствием сносок и дополнительных пояснений со ссылками на первоисточники. Так что читателю остается только уповать на свою эрудицию, заходить в Википедию или полностью довериться обаянию Иллиеса, который за нас хорошенько проштудировал электронную энциклопедию и собрал калейдоскоп из наиболее интересных, на его взгляд, исторических фактов и анекдотов, приправив его всевозможными аллюзиями на современность и события недавнего прошлого.

В ноябре 2023 году автору этого критического разбора посчастливилось самолично присутствовать на презентации книги Флориана Иллиеса «Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время» в одном из залов Старой национальной галереи в Берлине. Причем не в фойе или конференц-зале, а именно в самой экспозиции музея. Несложно догадаться, что презентация проходила на третьем этажа в зале Каспара Давида Фридриха. Поприветствовав публику обаятельно-дежурной улыбкой, Иллиес не смог удержаться от того, чтобы не сообщить, что место проведения — это его выбор, на котором он настоял, так как для него было очень важно оказаться на фоне знаменитых фридриховских полотен «Монах у моря» и «Аббатство в дубовом лесу». Даже саму книгу, как он полушутливо выразился, он в каком-то смысле написал ради того, чтобы оказаться в этом зале не в качестве гостя, а в качестве если не собеседника, то интерпретатора великого немецкого художника. После чего виновник торжества зачитал несколько глав из своего сочинения, вслед за чем последовала эксклюзивная продажа первых экземпляров и автограф-сессия. К чести организаторов, вся земная и меркантильная часть торжества проходила в фойе музея.

Двести пятьдесят лет немецкой истории, которые разворачиваются сквозь меланхоличные пейзажи Каспара Давида Фридриха.

Искусство

Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время

Флориан Иллиес

Купить

Что же действительно привело Иллиеса в этот зал и почему его выбор пал на главного романтика немецкой живописи — Каспара Давида Фридриха?

Биография Флориана Иллиеса пестра и разнообразна, из упомянутой статьи в Википедии мы узнаем о том, что до сочинения бестселлеров он вполне преуспел на журналистском поприще. Иллиес может записать себе в актив сотрудничество с наиболее престижными немецкими ежедневными газетами Frankfurter Allgemeine Zeitung (FAZ) и позднее с Die Zeit. И в той и другой газете он был колумнистом одного из самых популярных разделов — «Feuilleton», содержащего критические разборы художественных выставок, литературных новинок, театральных постановок и т. д. Авторы, пишущие в этот раздел, принадлежат к журналистской элите. Это подлинные культуртрегеры, пользующиеся огромным авторитетом у образованной немецкой публики, к их мнению не просто прислушиваются, на него ориентируются. Негативный отзыв о премьере балета или критика очередной киноновинки могут серьезно сказаться и на посещаемости театра, и на кассовых сборах фильма в кинопрокате.

Даже в этой среде Иллиес не был рядовым работником пера: довольно продолжительное время он занимал должность главного редактора раздела «Feuilleton» в FAZ. Надо заметить, что все издания, с которыми он сотрудничал в начале своей карьеры, ориентированы на читателей, относящихся к умеренно консервативному истеблишменту из upper middle class.

Но на этом его журналистский опыт отнюдь не исчерпывается. Иллиес до сих пор остается одним из самых желанных приглашенных авторов многих немецких и европейских периодических изданий. Кроме того, благодаря финансовой поддержке своей супруги (он удачно женился на дочери одного из председателей правления Deutsche Bank), Иллиес смог основать собственный популярный глянцевый журнал Monopol, рассчитанный на любителей искусства и делающий упор на lifestyle. Особняком в его послужном списке стоит руководство одним из крупнейших издательств Германии Rowohlt, которое он возглавлял с 2019 по 2020 год, т. е. ровно за год до того, как мир оказался в самоизоляции по причине пандемии. Были в карьере Флориана Иллиеса и моменты, когда ему пригодилось его искусствоведческое образование. Так, с 2011 по 2018 год он трудился в знаменитом аукционном доме Villa Grisebach и до сих пор остается членом его экспертного совета. В 2022 и 2023 годах он курировал выставочные проекты в музеях Дрездена и Дюссельдорфа. Однако подлинную славу и всемирное признание Иллиесу принесла литературная деятельность. Настоящим прорывом стал его дебют «Поколение Golf», на момент выхода этого супербестселлера в 2000 году самому автору было двадцать девять лет. В 2001 году, через год после выхода «Поколения», была запущена Википедия.

В чем причина этого успеха? Удачно выбрав переломный момент, когда весь мир замер в напряженном ожидании наступления нового тысячелетия, Иллиес, находившийся на пороге своего тридцатилетия — возраста не мальчика, но мужа, — возвестил úrbi et órbi о том, что настало его время, время его поколения. Конечно, он был не единственным, кто осмелился на подобное заявление, но присовокупил к нему тонкий расчет. «Поколение Golf» безусловно является парафразом культового романа 1990-х годов Дугласа Коупленда «Поколение Икс» («Generation X: Tales for an Accelerated Culture»), которым в подростковом возрасте зачитывался сам Иллиес. Громкое название было выверенным маркетинговым ходом, обеспечившим книге бешеную популярность. Ерническое и провокативное название немецкого дебютанта, заменившего загадочный X на марку бюджетного семейного автомобиля, должно было лишний раз подчеркнуть разрыв между поколением Иллиеса и его предшественниками. Несмотря на то, что разница в возрасте между Коуплендом и Иллиесом составляет лишь десять лет, в данном случае мы вправе говорить о классическом конфликте отцов и детей. Тогда как одни, понимая всю бесперспективность своего положения и мечтая вырваться из порочного круга, были готовы бросить всё и совершить яркий, авантюрный поступок, другие, сытые и довольные, пофантазировав о свободе и революции в отрочестве, выбирают Pepsi,¹ автомобиль Golf и размеренную, спокойную жизнь обывателя.

С горькой иронией Иллиес описал свое поколение, чье становление пришлось на рубеж XX и XXI веков. Как правило, его персонажи — выходцы из среднего класса, помешанные на консюмеризме и гедонизме, заветной мечтой и маркером общественного статуса для которых служил факт обладания автомобилем Volkswagen Golf — символом семейного благополучия, денежного достатка и филистерства.

Выручка от продаж этого бестселлера (на сегодняшний день книга выдержала пятнадцать переизданий) значительно улучшила материальное положение молодого писателя. Несмотря на то, что этот успех был локальный и распространялся в первую очередь в немецкоязычных странах, наш герой понял, что выбрал правильный путь и продолжил свое восхождение на литературный Олимп современности. Однако он просчитался и, не заметив развилки, очутился на Голгофе современной книготорговли и всепожирающей индустрии развлечений.

Следующая большая работа Иллиеса — «1913 год. Лето целого века» (2012) — принесла ему всемирную славу и обеспечила бесперебойный финансовый поток, обусловленный не только хорошим авторским гонораром и процентами с продаж, но и тем, что из популярного публициста он превратился в медийную личность и стал желанным гостем различных развлекательных программ. Как и подобает любому баловню судьбы, нашему герою хотелось большого, и он решительно не собирался останавливаться на достигнутом. Нужно было найти верную тему, и в конце концов он остановил свои поиски на Каспаре Давиде Фридрихе.

На протяжении последних ста лет фетишем и тотемом образованной немецкой публики был и остается романтизм. Покорение этой вершины сулит не только успех и крупный куш, но и возможность встать в один ряд с бессмертными. Несложно догадаться, что человек, привыкший купаться в лучах славы, не смог устоять против такого искушения. Юбилей одного из корифеев романтизма стал отличным поводом для Иллиеса вновь попробовать свои силы и одарить своих поклонников очередным фирменным шедевром.

Фридрих 200 и Фридрих 250

В 2024 году мир отмечает двухсотпятидесятилетие со дня рождения главного художника немецкого романтизма — Каспара Давида Фридриха. Череда торжеств, приуроченных к этому юбилею, чем-то напоминает грандиозное чествование Фридриха, организованное ровно пятьдесят лет назад, когда мировое художественное сообщество праздновало его двухсотлетие. Однако есть и ряд важнейших отличий, на которых следует остановиться, в том числе при анализе последней работы Иллиеса «Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время», вышедшей аккурат к юбилею его великого соотечественника.

В 1974 году историки искусства, музейные директора и широкая публика действительно в очередной раз открывали для себя гений Фридриха. Сборные выставки его главных произведений на время даже объединили разделенную в ту пору Германию. Честь проведения двух главных выставок Фридриха выпала Гамбургу и Дрездену. За подготовку гамбургской ретроспективы отвечал директор местного кунстхалле — выдающийся мыслитель и историк искусств Вернер Хофманн. Выставка Фридриха стала первой в череде выставок знаменитого цикла «Искусство с 1800 года»². За девять лет Хофманну и его коллегам удалось представить масштабный срез европейского искусства от Тёрнера до Гойи и других художников, в чьем творчестве наиболее ярко отразился цивилизационный переворот, ознаменовавший рождение модернистского мифа или, проще говоря, мифа современности. По прошествии почти тридцати лет после завершения Второй мировой войны Хофманну и его соратникам удалось извлечь имя немецкого живописца из мрачного небытия, в котором он пребывал с 1945 года. Причиной этого полустыдливого забвения послужило то, что культуридеологи Третьего рейха выбрали Фридриха в качестве образца, воплощавшего в их представлении особый нордический дух германской нации. Благодаря тонкой интеллектуальной игре Хофманна, заключавшейся во всестороннем изучении биографии Фридриха и помещении судьбы отдельно взятого художника в исторический контекст его эпохи, Фридрих из выразителя нордического духа в одночасье превратился в пророка современности и занял достойное место в пантеоне величайших художников мировой истории искусства. Иллиес в своей работе снова вложил перста в незатягивающуюся рану немецкого общества и подробно описал этапы становления и тактику распространения этого лживого и дискредитирующего светлую память о Фридрихе культа во времена национал-социалистов.

Коллеги Хофманна из Восточной Германии, ответственные за юбилейную выставку Фридриха в Дрездене в 1974 году, не ставили перед собой таких глобальных задач. Граждане социалистического государства a priori не могли иметь ничего общего с нацистским прошлым. Однако и в ГДР остро нуждались в новом Фридрихе, который бы вписывался в узкие рамки художественно-идеологических установок партии. В этой связи классика немецкого искусства провозгласили борцом за отечество на фоне освободительной войны 1813–1814 годов, страдающим от невзгод, выпавших на долю его сограждан, и чаянья простого народа нашли выражение в его полотнах, проникнутых идеями высокого гуманизма. Так Фридрих неожиданно превратился в главного представителя социалистического романтизма, тем самым открыв путь творческому методу, подразумевающему «правдивое, исторически-конкретное отображение действительности в ее революционном развитии в целях идейно-эстетического воспитания трудящихся в духе социализма и коммунизма».

Стратегической важностью в ГДР обладал и вопрос о национальной или, вернее, региональной идентичности Фридриха. Родившийся на северо-востоке Германии в Грайфсвальде, влюбленный в побережье Балтийского моря, остров Рюген и горы Саксонской Швейцарии, Каспар Давид, который практически всю свою жизнь безвыездно прожил в Дрездене, был признан национальным достоянием Германской демократической республики³. И все инсинуации по поводу универсального значения его гения рассматривались товарищами от искусства из демократической республики как враждебные происки представителей упаднической западногерманской буржуазной науки об искусстве, претендующих на художественные сокровища ГДР.

Кстати, ровно такой же вопрос о национальной идентичности всемирно известного художника сегодня пытается разрешить на страницах своей книги и Флориан Иллиес. Стараясь вписаться в актуальную политическую конъюнктуру (можно по-разному относиться к этим чаяньям), Иллиес на секунду выпускает Фридриха из поля своего внимания. Как бы впроброс, но на самом деле, конечно, нарочно, он обращается к вопросу о происхождении Казимира Севериновича Малевича и его национальной принадлежности. Это еще раз убеждает нас в том, как остро Иллиес чувствует момент. Его природное чутье, подкрепленное журналистским инстинктом, буквально наталкивает читателя на сложнейшую дилемму нашего времени, где нет и не может быть правильного ответа. С одной стороны этому препятствуют морально-этические нормы, а с другой — невозможность игнорировать конкретные исторические факты и свидетельства.

Но вернемся в 1974 год. После грандиозного успеха обеих ретроспектив в одном из французских (sic!) журналов того времени был приведен список из десяти художников и художниц, чьих работ недостает в собрании Лувра. Как несложно догадаться, больше всего авторы статьи сетовали об отсутствии в великом музее полотен Каспара Давида Фридриха. В том же году Лувру удалось восполнить эту брешь и приобрести небольшой рисунок прославленного живописца⁴.

В том же 1974 году благодаря неукротимой воле и энергичным стараниям сотрудника Государственного Эрмитажа Бориса Иосифовича Асварища была устроена первая за всю историю выставка работ Каспара Давида Фридриха в России⁵. Так после стапятидесятилетнего забвения прославленный немецкий живописец снова вернулся в Россию (вернее, в СССР).

Эхо юбилея докатилось и до Америки, где в 1975 году из-под пера Роберта Розенблюма вышла знаменитая работа «Modern Painting and the Northern Romantic Tradition: Friedrich to Rothko». Надо отметить, что на тот момент Фридрих еще был практически не знаком американскому зрителю. В отличие от СССР, обладавшего крупнейшим собранием работ немецкого художника за пределами Германии, в музеях США не было ни одной работы Каспара Давида Фридриха⁶.

1974 год стал кульминацией как самого Фридриха, так и романтизма. Причем вопрос о природе немецкого романтизма на время расколол лагерь западных интеллектуалов. После Второй мировой войны немецкий романтизм пребывал в опале. Французские философы, а вслед за ними и профессора ведущих американских университетов, усматривали в нем корни идеологии фашизма и национализма, таким образом косвенно приписывая романтикам преступления, совершенные национал-социалистами в 1930–1940-е годы ХХ века. С другой стороны, романтизм эпохи «Бури и натиска» нашел отражение и стал одним из триггеров студенческих протестов 1968 года⁷. Натурфилософские и духовные изыскания Гегеля, Шеллинга, Новалиса и т. д. сыграли определенную роль в формировании движения пацифистов, хиппи и защитников окружающей среды. Однако очень быстро серьезные политические и философские аспекты отошли в сторону, и вместе с тем изменилось отношение к эпохе романтизма. Нельзя сказать, что о заново открытых творцах, к которым принадлежал и Фридрих, стали забывать. Но после краха надежд студенческой революции, на смену которой пришли быстро меняющиеся субкультуры музыкальной и фэшн-индустрии, сместился фокус восприятия наследия романтизма. В целом произошла вполне закономерная трансформация. Так, творчество романтиков, которое привлекло к себе внимание масс на волне молодежных протестов 1960-х годов, быстро переквалифицировалось в один из сегментов глобальной индустрии развлечений и размылось в общем океане потребительского отношения к культуре⁸. Поэтому неудивительно, что на смену неоромантикам 1960-х пришло поколение очередных бунтарей и борцов с мещанским вкусом, что нашло выражение в музыке и моде панк-культуры. А вслед за ним пришла Новая волна — стиль, который сам обозначал себя не иначе как New Romantic. Ну и так далее… Мрачная атмосфера полотен Фридриха, его характерные композиционные приемы — фигуры, изображенные со спины — очень быстро были интегрированы в массовую культуру и стали визуальным выражением тоски, меланхолии, одиночества, задумчивости. Они вошли в арсенал стандартизированных приемов по изображению этих чувств в голливудских лентах, причем как в фильмах про супергероев, спасающих мир, и киносагах Питера Джексона по мотивам «Властелина колец», так и в шедеврах киберпанка 1980–1990-х годов и артхаусном кино типа «Меланхолии» Ларса фон Триера, в которой режиссер прямо цитирует полотна немецкого романтика.

В 2024 году эпохальные выставки, посвященные юбилею Каспара Давида Фридриха, были подготовлены сразу тремя крупнейшими немецкими музеями в Гамбурге, Берлине и Дрездене. Помимо того что Иллиес выпустил книгу с прицелом на ее коммерческий успех в преддверии всех вышеперечисленных торжественных мероприятий, он также выступил автором каталожных статей для выставок в Гамбурге и Дрездене. Каждый раз — новый договор, новый гонорар и новое эссе. Остается только позавидовать неутомимости его пера. Но этим дело не ограничилось. Присутствие Иллиеса на всех трех ретроспективах было тотальным — помимо каталожных статей и выступлений с лекциями в рамках публичных программ, он также записал специальный подкаст с кураторами ретроспектив.

Сегодня «Магия тишины» — это главный хит продаж. Все музейные магазины, книжные лавки и даже привокзальные киоски буквально заставлены штабелями этой литературной новинки. Покупатель волен выбирать: если захочет, он может купить тяжелый и дорогой каталог с обязательной статьей Иллиеса, а если захочет сэкономить, то он вполне может довольствоваться компактной и более доступной книгой популярного автора в мягкой или твердой обложке. В любом случае Флориан Иллиес остается в выигрыше. «Так тоже надо уметь» — повторим мы его возглас восхищения, адресованный авантюрному дельцу и торговцу искусством Вольфгангу Гурлиту.

На 2025 год запланирована финальная и не менее масштабная ретроспектива работ Фридриха в музее Метрополитен в Вашингтоне. И это не беря в расчет целый ряд более скромных выставочных проектов, прошедших в десятках музеев по всему миру. Размах юбилейных торжеств и обширная праздничая программа поистине поражает воображение.

Не останется в стороне и Государственный Эрмитаж. Великий музей готовит совершенно особенную программу. К огромному сожалению, человек, подаривший нам радость знакомства с картинами Фридриха полвека назад, легенда Эрмитажа — Борис Иосифович Асварищ всего лишь год не дожил до этого события. Новую юбилейную выставку готовят его коллеги, оказавшиеся, прямо скажем, в очень затруднительном положении. В самом начале предполагался вариант сотрудничества с Гамбургским кунстхалле для обмена фридриховскими шедеврами между Россией и Германией. Однако события, последовавшие за февралем 2022 года, поставили крест на дальнейшей работе с западным музеем, и отечественным специалистам в срочном порядке пришлось искать выход из положения. Судя по всему, они успешно справились с этой задачей, и мы с предвкушением ждем очередного блокбастера в стенах Зимнего дворца. В каталоге эрмитажной выставки по понятным причинам мы не найдем статьи Иллиеса, зато искушенных любителей искусства ждет сюрприз в виде эссе известного петербургского историка искусств Ивана Дмитриевича Чечота. Однако без Иллиеса не обойдется и на этот раз, совершенно очевидно, что русский перевод «Магии тишины» окажется и на полках эрмитажных киосков, и во всех книжных страны. Впрочем, не будем забегать вперед и посмотрим, какая участь ждет эту книгу в сегодняшней России. Не раз уже упомянутый Борис Иосифович был очень начитанным человеком, на протяжении всей жизни с большим интересом и азартом следил за отечественными и зарубежными книжными новинками. В личных беседах он не раз упоминал имя Иллиеса и искренне поражался тому, как ловко удается этому немцу разъять историю на сотни блестящих фрагментов и сложить подобно калейдоскопу в новом причудливом порядке. Увы, он уже никогда не сможет насладиться иллиесовским изложением истории столь дорогого его сердцу немецкого живописца.

Тот факт, что «Магия тишины» появилась в преддверии юбилея Каспара Давида Фридриха, безусловно указывает на то, что это не случайное стечение обстоятельств, а тонко выверенный маркетинговый ход. Обладая известным именем и будучи популярным публицистом, Иллиес резко выделяется на фоне общего сонма славильщиков гения немецкого романтизма. Ну и в конце концов, разве же мог он пройти мимо такого славного события? Ведь это отличный шанс не только заработать неплохие деньги, но и упрочить свое положение в мировой литературной среде.

Конечно же, он отдавал себе отчет в том, что библиография книг, каталогов, статей и других публикаций о Фридрихе поистине необъятна. И вряд ли он ставил перед собой задачу посоревноваться с исследованиями специалистов из Германии, Великобритании, США, Канады, Японии и других стран, писавших о художнике-романтике. Ему не нужно было повторять известные всем факты или углубляться в метафизику творчества Фридриха. Ему не нужно было даже демонстрировать объективность. Им руководствовало одно желание — написать залихватскую, искрометную книгу. В некотором смысле ее даже можно назвать плутовским романом, но плутом здесь выступает не герой повествования, а сам автор. Согласитесь, нетривиальная литературная форма.

Всё это невольно заставляет задуматься о роли Каспара Давида Фридриха, чей юбилей стал поводом для иллиесовского триумфа. Есть ли в этой истории место тому самому меланхоличному художнику из Дрездене или речь вообще не о нем? И да и нет! Ведь тот Фридрих, который предстает со страниц «Магии тишины» — это Фридрих, увиденный через призму «поколения Golf» таким, каким его хочет видеть современный обыватель, здесь и сейчас. Еще вернее — это портрет поколения на фоне фридриховского мифа из массовой культуры.

Поколение Golf на фоне Каспара Давида Фридриха

В критическом разборе «Магии тишины», опубликованном в разделе «Feuilleton» газеты Süddeutschezeitung, говорится о том, что сама фигура Иллиеса, его авторские отступления и даже эмоциональные междометия, например постоянно повторяющиеся в тексте «nun ja» (н-да), делают его книги «неотразимыми». Отдельно также в этой статье отмечена способность Иллиеса оперировать огромным количеством фактов и сюжетных линий, из которых ему в конце концов удается выстроить целостное повествование, которое мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Тезис, конечно, спорный, но что поделать, даже коллеги по цеху попадают под магию популярного публициста. Переизбыток информации — характерная черта студенческих текстов гуманитарных ВУЗов. Как правило, это обусловлено тем, что учащиеся стремятся в сравнительно небольшом объеме работы представить весь спектр приобретенных ими знаний. За этим скрываются как амбициозные попытки молодых людей блеснуть перед профессорами широтой своего кругозора, так и простая техника закрепления материала, ведь один раз написанное запоминается гораздо лучше, чем прочитанное или услышанное. Но то, за что преподаватели, как правило, журят нерадивых студентов, сходит Иллиесу с рук, его хвалят даже самые маститые историки искусства. И как только ему это удается?

Заслуга Иллиеса заключается в том, что он создал легкий и неповторимый стиль, ставший ключом к самой разнообразной аудитории. Его книга — это и не классический биографический очерк, и не наукообразное искусствоведческое исследование, и даже не критическая статья из «Feuilleton», это всё вместе. Иллиес — великий компилятор и законодатель нового жанра, в своем литературном коллаже он перетасовывает не только всевозможные исторические факты, даты и сиюминутные наблюдения, но и стилистику разных литературных жанров. Всё вместе в конце концов приводит его к парадоксальным, а порою даже провокационным сопоставлениям. Под обложкой представленного издания мирно соседствуют олененок Бэмби (вернее, Бамби, как мы узнаем из книги), Сергей Лавров, Сэмюэл Беккет, Нефертити, орнитологическое пособие середины XIX века «Катехизис разведения канареек», взрывы газопровода «Северный поток» в 2022 году и извержение вулкана Тамбора в 1815 году.

Иллиесовская книга о Фридрихе — странный и забористый коктейль из мельчайших бытовых подробностей, криминальных сводок и остросюжетных детективных поворотов, щекочущих нервы, приправленный изрядной порцией спекуляций на тему мрачного нацистского прошлого.

Без всяких сомнений — идеальный рецепт для бестселлера. Как и в любом другом эксперименте, одна часть этих находок интересна и оригинальна, а другая вызывает лишь недоумение. Но именно это и делает сочинения Иллиеса особо привлекательными для читателей, так как в них выражена главная тенденция сегодняшнего дня — быстрое и некритичное потребление больших объемов информации. Именно такая модель идеально подходит сегодняшнему буржуа — представителю upper middle class, чье клиповое сознание сформировано в процессе бесконечного переключения интернет-ссылок и просмотров постов в социальных сетях, рилзов, сториз и т. д.

При этом сам Иллиес не площадной кривляка, пустомеля, балагур и очередной хайпожор. Он в меру консервативен, начитан, хорошо образован. Как умный и расчетливый культуртрегер, он хорошо изучил свою аудиторию, но всё же не идет у нее на поводу. В нем удачным образом сочетаются сразу две ипостаси просветителя и популяризатора, ни в коем случае не популиста. Его кредо — это посильное просвещение масс увлекательным гуманитарным научпопом.

Вместе с тем мы должны признать, что все книги Иллиеса — это в первую очередь литература. Да, в них много информации и точных данных, но мы не найдем в них ни ссылок, ни справочного аппарата. То есть при этом огромном объеме информации не нужно тратить лишнее время и прерывать чтение, то и дело скользя взглядом с нужной строчки вниз по странице, чтобы прочитать сноску или, того хуже, пролистывать книгу до конца, чтобы найти очередную ссылку. Таким образом автор как бы снимает с себя ответственность за историческую достоверность, а читателю остается лишь довериться ему.

На суперобложке немецкого издании красуется эрмитажный шедевр «Под парусником». Описанию этой картины, а вернее событиям, запечатленным на ней, посвящена вступительная часть книги. Романтический зачин «Магии тишины. Путешествия Каспара Давида Фридриха сквозь время», написанный в сугубо лирическом ключе, становится камертоном, задающим настроение всему повествованию. Описывая сцену на корабле, Иллиес буквально мультиплицирует главный прием своего главного героя — вовлечение, соучастие зрителя, а в данном случае — читателя. Изобразив себя и свою супругу со спины, сидящими на корме парусника, Фридрих как бы предлагает зрителю взойти на борт и встать рядом с ними. И невольно мы сами оказываемся на борту судна, несущего счастливых молодоженов по волнам к берегам Штральзунда. Иллиес же усиливает этот эффект, он буквально переводит изображение на вербальный язык и своим красноречием заманивает нас на бриг. Не успев прийти в себя, мы вместе с новобрачными внемлем «крикам чаек» и видим, как «на пышных рыжих бакенбардах Фридриха … блестят соленые капли» морской пены. Надо сказать, что это всё описано виртуозно и вполне правдоподобно и даже с известной степенью такта, но тем не менее трудно отделаться от странного чувства, насколько уместны эти додумывания. Чтобы добиться наибольшего правдоподобия, Иллиес снабжает свое поэтическое описание конкретной датой и приводит топографические данные о расположении судна в этот день. После этого у читателя должны отпасть все сомнения о реальности происходящего или, вернее, произошедшего 11 августа 1818 года. Впрочем, наш сладкогласный проводник всё же не упоминает один важный факт. В 2024 году картина, репродукцию которой он выбрал для обложки своей новой книги и с описания которой начинается наше путешествие в мир Фридриха, в отличие от далекого 1974 года, не примет участие в торжествах, посвященных юбилею немецкого гения за рубежом. На этот раз она останется на приколе имперской гавани русского ковчега и будет радовать глаз отечественных почитателей таланта великого немецкого художника.

Буржуазный романтик

Иллиес уподобляет себя герою книги и пытается выдать себя за романтика. Действительно, некоторыми внешними чертами он походит на героев той эпохи, но на самом деле романтизм ему чужд. Он представляет собой хрестоматийный тип приличного и образованного жителя современного мегаполиса — филистера XXI века, легко идущего по жизни без тягостных переживаний о трагической участи мироздания. Неслучайно он с такой неприкрытой неприязнью отзывается о фанатичных художественных критиках левого толка 1960-х годов. Ему интересен он сам и ему интересен мир, вернее окружающее его общество, с которым он говорит на одном языке и ни в коем случае не противопоставляет себя ему. Ему чужд пафос искателя истины и готовность пожертвовать всеми земными благами ради духовного просветления. Он ни на секунду не забывает о личной выгоде.

Но сам образ Флориана Иллиеса, как и любого другого представителя upper middle class, в достаточной степени амбивалентен. Он уже буржуа, но еще не достиг богемного статуса, он, безусловно, модник, но при всём желании его вряд ли можно причислить к кругу настоящих денди. Он в меру нарциссичен, но в этом любовании собой он явно хочет понравиться и остальным. Что называется, произвести хорошее впечатление. Он хорошо воспитан, вежлив и обходителен, ему чужды снобизм и замашки эксцентричной натуры. Литературный стиль Иллиеса прост, элегантен и доступен самым широким массам. Чему способствует его вопрошающий мягкий и доверительный тон в разговоре с читателем, тот тон, который он перенес из своей журналистской практики.

Если попытаться подыскать аналогии из прошлого или настоящего, то можно сравнить публицистику Иллиеса с романтизированными биографиями Анри Перрюшо. А для отечественной публики напрашивается аналогия с Аркадием Викторовичем Ипполитовым. Обоих авторов можно назвать мастерами яркого бурлеска, их тексты, находящиеся на стыке светской хроники и новостных сводок, являют собой образцы блестящей игры ума и интеллектуализма.

Но в отличие от Иллиеса Ипполитов писал без оглядки на гул повседневности, писал на века, закрывшись в створках «фарфоровой табакерки» Петербурга — Эрмитажа⁹ … Он ушел мокрым холодным осенним днем, и мы никогда не узнаем, пришлись ли ему по вкусу вирши его немецкого коллеги…

При всей критике в адрес художественных текстов и эссе Ипполитова, с которой на него набросились рьяные поборники точного фактологического анализа, Аркадий Викторович был и остается большим ученым и блестящим специалистом по итальянскому искусству XVI–XVIII веков. Что не мешало ему при этом быть настоящим денди и светским львом. Но, как и подобает утонченным эстетам, на светских раутах он предпочитал держатся в тени. Иллиес же любит внимание и любит быть на виду. Как мы уже знаем, он тщательно продумывает мизансцены своих публичных выступлений. Однако у предприимчивого немца нет особой аристократической стати петербургского богемного интеллектуала. Он вовсе не чурается сиюминутной политической конъюнктуры и щедро перемежает различные исторические анекдоты с сегодняшней новостной лентой.

Иллиес не просто рассказчик или толкователь преданий старины глубокой, он продавец историй, вымышленных и реальных персонажей и, в конце концов, самого себя. Его книги — это хорошо упакованный и сертифицированный товар, который гарантирует потенциальному покупателю принадлежность к определенной страте образованного сословия, занимающегося осмысленным и утонченным потреблением — потреблением знаний. Его цель вполне прагматична, он производит товар, который придется по вкусу и умеренно либеральному, и умеренно консервативному читателю здесь и сейчас. Чтобы заинтересовать потенциального клиента, Иллиес прибегает к некоторым нехитрым профессиональным коммерческим уловкам. Он заранее знает круг интересов своей аудитории и делает своеобразные реверансы читателям из разных частей света, вплетая в ткань повествования упоминания об их странах и соотечественниках. Так, в новой книге не могло обойтись без упоминаний о России, на территории которой проживают многие поклонники его таланта.

Казалось бы, чего проще? Материалов и захватывающих историй о Фридрихе и его связях с Россией более чем достаточно, и они хорошо изучены. Однако вопреки ожиданиям история многолетней дружбы Фридриха и замечательного русского поэта Василия Андреевича Жуковского упоминается лишь вскользь. Иллиесу намного важнее процитировать приветственное слово министра иностранных дел Российской Федерации Сергея Лаврова из каталога выставки 2021 года «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии». Или посетовать о том, что эрмитажные картины Фридриха, участвовавшие в той выставке, слишком рано увезли из Дрездена в феврале 2022 года, ведь их можно было бы и вовсе не отдавать. Однако Иллиес совсем позабыл или намеренно замалчивает тот факт, что в момент подготовки той самой выставки он активно сотрудничал с Художественными собраниями Дрездена и даже написал эссе «Двести лет одиночества» на злобу дня (а как же иначе) для музейного журнала August. В 2021 году «злоба дня» заключалась в разгуле пандемии и вынужденной изоляции от внешнего мира. Поэтому статья была посвящена размышлениям об участи романтиков (в первую очередь Фридриха), которые двести лет назад сумели высвободиться из темницы человеческого духа и указали путь к подлинной свободе. К сожалению, в новой книге Иллиеса нет не только упоминаний об этой статье, но даже ссылок на нее. Но ничего не поделаешь, это ведь и есть фирменный стиль маэстро, которого по праву можно назвать «несносным» автором, то есть избегающим сносок.

Этот намеренный отказ от указаний на источники информации не принижает художественных достоинств книги, однако выводит ее из поля серьезной научной литературы. Иллиес не исследователь, он беллетрист и ни в коем случае не претендует на новое слово в фридриховедении. Ему гораздо важнее увлечь читателя. Однако и тут не всё так однозначно. Не совсем понятно, насколько легко считываются многочисленные аналогии, утонченные намеки и завуалированные шутки, которыми изобилует его текст. Даже самому внимательному и эрудированному немцу придется несколько раз перечесть книгу, чтобы разобраться во всех скрытых смыслах. Что уж говорить о несчастных иноплеменниках. Как раз в таких случаях приходится прибегать к помощи Википедии, при этом надо заметить, что немецкая версия электронной энциклопедии обладает исключительным качеством и полнотой. Так вот, при разборе блестящей мозаики Иллиеса очень быстро становится понятным, что он, подобно простым смертным, т. е. потенциальным читателям его нетленных творений, черпает информацию из бездонной сети Интернет, и, в частности, из немецкоязычного портала Википедии. А тут уж ни при каком раскладе не обойтись без ошибок и неверных интерпретаций. В чем Иллиеса уже успели уличить особо приближенные к Фридриху особы — то бишь научные сотрудники немецких музеев.

Гибель картин и отсутствие иллюстраций

Книга о художнике без иллюстраций — оксюморон. Как такое вообще возможно? В некоторых случаях — вполне. Например, в беллетристических романах, в основе которых лежит приукрашенные или идеологически выверенные жизнеописания известных творцов. Тут, безусловно, рекордсменами являются титаны Возрождения и Рембрандт. О Фридрихе так еще не писали, означает ли это, что он достиг чертогов тех бессмертных, о которых так любят судачить таблоиды?

Однако тут стоит уточнить, в книге всё же имеются четыре иллюстрации, каждая из них является своеобразным зачином к одному из разделов книги. Как несложно догадаться — каждой из четырех глав соответствует одна из природных стихий: огонь, вода, земля и воздух. Именно через призму этих стихий Иллиес рассматривает жизнь и творчество Фридриха. Такой прием вполне в духе самого романтизма, вспомним хотя бы живописный цикл времен года самого Фридриха или гениальный цикл времени суток его современника Филиппа Отто Рунге. Такое разделение позволяет автору в каждом из разделов задать определенную тональность. Этот плавный переход из одного состояния в другое буквально гипнотизирует читателя и приносит ему утешение в «эпоху ненависти».

Иллиес филигранно препарирует и сшивает вместе разные эпизоды из жизни фридриховских картин, создавая красочную лоскутную ткань повествования. Картины становятся персонажами, они как бы оживают, но не при помощи экфрасиса, а при помощи скрупулезного изучения их провенанса — т. е. истории бытования художественных произведений.

Особенно много внимания «биографиям картин» уделено в первой главе, проходящей под знаком огня. В этом разделе приведено пугающе большое число историй пропажи и утраты картин вследствие пожаров, войн и других катастроф, связанных с разгулом огненной стихии. Достаточно нетривиальный шаг — начать книгу с трагедии. Но ведь именно «жареная» тема создает интригу и превращает всё повествование в настоящий остросюжетный детектив. Перед глазами читателей один за другим проносятся образы неведомых шедевров, от которых зачастую не осталось ничего, кроме названия. Надо сказать, что это производит удручающее впечатление, а удушливый запах гари буквально начинает зудеть в носу. «Как?» — в отчаяньи воскликнет читатель. — «Неужели наследие Фридриха безвозмездно утеряно?» К счастью, это не совсем так. Иллиес нарочно нагнетает обстановку, а отсутствие иллюстраций в данном случае лишь усиливает драматический эффект¹⁰.

Проблема заключается в том, что описание трагической гибели картин становится намного важнее самих произведений, что в корне неверно при разговоре об изобразительном искусстве. В целом это напоминает старинную притчу о том, как один человек угостил страждущего странника запахом еды, за что был щедро вознагражден звоном монет.

Иллиес буквально смакует каждое название картин, и в этом «списке кораблей», увы, сгоревших, простому читателю очень трудно разобраться. Однако также непросто приходится и специалистам: отсутствие иллюстраций может ввести в заблуждение даже самых больших знатоков. Ведь никто на самом деле даже не имеет представления о том, как выглядело большинство из пропавших работ — не сохранилось ни их изображений, ни описаний, а иногда и названий.

Другая сложность возникает с переводом названий картин. Само по себе это отдельная наука. Как правило, существует устоявшаяся форма перевода, считающаяся общепринятой. В данном же случае всё намного сложнее. Дело в том, что большинство полотен, упомянутых в этом разделе книги, никогда не фигурировали в отечественной литературе о Фридрихе. Ситуация усугубляется и тем, что в России почти никогда не было большой ретроспективы работ художника и, соответственно, нет каталога с переводом названий на русский язык. Что там каталога! До сих пор на русском языке нет ни одной серьезной монографии о творчестве художника, где был бы представлен перечень его произведений. Поэтому в данном случае нам остается уповать на добросовестность и компетентность как переводчика, так и научного редактора (то бишь автора этих строк).

Приключения Каспара Давида Фридриха на родине национал-социализма

В массовом сознании Германия ассоциируется с пивом, сосисками, баварскими народными костюмами, фахверком и надежными автомобилями. В представлении интеллигенции эти стереотипы дополнены классической музыкой, литературными и философскими изысканиями эпохи «Бури и натиска». К этому можно добавить культурную революцию золотых/ревущих 1920-х, заряженную энергией экспрессионизма и дадаизма. Однако по-настоящему триггерной до сих пор остается тема, связанная с нацистским прошлым Германии. И именно в эту стигмату памяти Флориан Иллиес безошибочно вложил свой указующий перст.

В разделе книги, посвященном стихии Земли, Иллиес сознательно сфокусировал внимание на мрачных станицах немецкой истории, связанных с культом крови и почвы. Как успешный маркетолог, он прекрасно понимает, что эта маргинальная и полузапретная тема привлечет внимание читателей, на которых магически действует ядовитый флер Тысячелетнего рейха. Пожалуй, это один из самых оригинальных и поучительных кусков всей книги, который не помешало бы проштудировать многим сегодняшним политическим деятелям. Иллиес скрупулезно разбирает постепенный процесс ариизации Фридриха и идеологизации его творчества в угоду нацисткой пропаганде. Он чуть ли не один из первых, кто взялся за решение этой архиважной, но вместе с тем и опасной задачи, где очень важно удержать баланс и не скатиться до спекуляции и конспирологии. Деконструкция или проработка прошлого — это то, через что западным немцам пришлось уже однажды пройти. Но после долгожданного объединения Германии в 1991 году, когда схлынула первая эйфория, стало ясно, что часть немецкого населения до сих пор так и не преодолела в себе эту травму, и речь здесь не только о бывших гражданах ГДР. И для того чтобы уберечь будущие поколения от этого смертоносного искушения, нужно снова и снова возвращаться к разрешению этих вопросов. К огромному сожалению, не только немцам, но и тем, кто некогда избавил их от этого страшного наваждения.

Не убоявшись зла, Флориан Иллиес погружается в мрачную пучину. Засучив рукава, приступает к работе. Факт за фактом, имя за именем, ложь за ложью счищает он со светлого облика Фридриха, чтобы тот мог сиять в своей первозданной чистоте.

Однако автор порой увлекается и не замечает, что его манера говорить просто о сложных вещах скорее вредит репутации Фридриха. Книга о художнике-романтике явно перегружена экскурсами в нацистское прошлое. Так, переизбыток информации приводит к постепенному размыванию сущности этого человеконенавистнического режима, отчего абсолютное зло невольно превращается в полуфантастическое предание и миф. Кроме того, Иллиесу не всегда удается точно донести свою мысль или не хватает чувства такта. В некоторых случаях это приводит к некорректным и опасным утверждениям. Особенно вопиющими являются страницы, где он описывает действия советских солдат на территории Германии в конце войны. Мы знаем историю и понимаем, что война — это абсолютное зло. Но право говорить об этом имеют только те, кто сам прошел ту войну, кто заглянул в лицо смерти и оставил страшные свидетельства о тех временах¹¹. Всё же не стоит немцу даже сегодня выносить поспешные обвинительные приговоры, в очередной раз смешивая русское и советское.

Несмотря на эти ошибки, в целом метод Иллиеса мог бы послужить хорошим примером для отечественных исследователей и популяризаторов истории культуры. Без академического занудства, без злобной желчи взять и разобраться наконец с вечной проблемой художника и власти. Рассказать правду о том, как через горнила сталинской идеологии были пропущены имена классиков русской культуры: Пушкина, Гоголя, Толстого, Репина, Чайковского и т. д. Как тоталитарному режиму удалось узурпировать общечеловеческое достояние и как в конце концов выкристаллизовался культ пресловутых шишкинских мишек, к которым, надо сказать, сам художник не имеет никакого отношения¹². И ведь это действительно могло бы стать замечательной историей. Осталось только дождаться пришествия русского Иллиеса, который укажет нам на наши старые раны. Найти способ их врачевания — это задача каждого из нас.

О чем промолчал златоуст?

К любой биографической саге можно предъявлять претензии. Всегда будут возникать одни и те же вопросы: почему-то или иное событие, та или иная деталь выделяются как важные и определяющие, или наоборот, не упоминаются вовсе? Почему есть скрупулезная проработка каких-то второстепенных мелочей, но отсутствует объективный взгляд на конкретного исторического персонажа, его жизнь и деяния в контексте его эпохи? При такой постановке вопроса стратегия, выбранная Иллиесом, выглядит довольно шатко. И тут речь идет не об отсутствии сносок или иллюстраций, а о критериях отбора информации. Специалисты по немецкой культуре первой четверти XIX века наверняка спросят, почему так мало место уделено дружбе Каспара Давида Фридриха и Герхарда фон Кюгельгена. Полностью пропущен не менее важный эпизод, связанный с посещением легендарной коллекции Галереи старых мастеров, определивший дальнейший творческий путь Фридриха. За всю книгу ни разу не упоминается имя одного из учителей Фридриха — профессора копенгагенской академии художеств Николаса Абильгора, художника весьма примечательного, у которого наравне с Фридрихом проходил обучение его великий современник — Филлип Отто Рунге. Увлекательная история жарких споров, развернувшихся вокруг картины-манифеста «Крест в горах» (Теченский алтарь) в 1809 году, упомянута вскользь и не дает представления о тех баталиях, которые разыгрались на страницах немецкой прессы того времени. За бортом повествования осталось множество других важнейших деталей, рассказывающих о становлении Фридриха как художника. Но именно об этом больше не хотят знать читатели в Германии, которым уже приелась вся эта история, рассказанная и переписанная в сотнях книг и публикаций. Иллиес предлагает им совершенно новый взгляд на Фридриха, неожиданный, противоречивый и порою совершенно не комплиментарный. Немецкие историки искусства, музейные хранители и кураторы, с которыми мне привелось обсудить новое творение Иллиеса, благодарны модному автору именно за то, что он впервые обратил их внимание на россыпь мелких бытовых подробностей, которые художник упоминал в своих письмах. Оптика исследователей до этого была настроена на поиск метафизического, тех зашифрованных глубинных смыслов, при помощи которых они старались подкрепить свои гипотезы о трансцендентной природе творчества немецкого гения. В этой охоте за фактами они, подобно киту, пропускали через себя толщи литературы о Фридрихе, но оставляли только то, что было им интересно. Иллиес же, подобно озорному мальчишке, гуляющему по пляжу и собирающему у кромки воды всякую всячину, вынесенную морем на берег, не брезгует ничем и на ходу сочиняет сказки и небылицы о своих находках.

Одна трогательная деталь ускользнула от взгляда Иллиеса, но благодаря тому, что он расшевелил внимание музейных специалистов, они сами бросились на поиски курьезных и забавных историй. Куратор фридриховской ретроспективы 2024 года в дрезденском Альбертинуме Хольгер Биркхольц обратил внимание на обувь художника в двух знаменитых картинах Керстинга, изображающих пожилого Фридриха за работой в его ателье.

Фридрих — гений романтизма, творец, сумевший запечатлеть Seelenlandschaft, расхаживал по дому в уютных войлочных тапочках. Эта деталь изменила всё!

Разрушен многолетний миф об отшельнике и аскете. Кстати, производство этой домашней обуви — традиционное ремесло жителей Рудных гор, здесь и в наши дни продолжают валять и кроить всё те же тапочки по тем же лекалам, что и двести пятьдесят лет назад. Обзавестись такой парой можно на пятничном рынке в Дрездене, расположенном недалеко от кладбища, на котором романтический гений нашел последний покой.

Но есть и более важные и интересные истории, о которых умолчал Иллиес. Или попросту не знал, так как это потребовало бы от него более серьезного погружения в тему.

Как мы уже отмечали, в последней работе Иллиес вскользь упоминает о дружбе В. А. Жуковского и Каспара Давида Фридриха, однако он нигде не указывает и никак не комментирует первоисточник, в котором впервые были опубликованы документы, рассказывающие об их встрече и многолетних взаимоотношениях. А ведь это как раз могло бы стать увлекательным расследованием в духе самого же Иллиеса. Дело в том, что о факте встречи русского поэта и немецкого художника впервые написал неоднократно упоминаемый в книге Иллиеса историк искусства Герберт фон Эйнем¹³. Выход его статьи в журнале Das Werk der Künstlers в 1939, скорее всего, был обусловлен краткосрочным потеплением отношений между Советским Союзом и нацисткой Германией, наступившем после подписания пакта Молотова-Риббентропа. Одним из симптомов этого сближения стал запрет проката фильма Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» и подготовка к постановке вагнеровских опер в Москве и Ленинграде.

Факт дружбы Фридриха и Жуковского снова стал релевантной темой после завершения Второй мировой войны и в каком-то смысле служил доказательством единого и нерушимого союза СССР и ГДР. В 1963 году в научном журнале лейпцигского университета Карла Маркса была опубликована сенсационная статья об обнаружении ранее неизвестных писем Каспара Давида Фридриха

Эти письма были адресованы Василию Андреевичу Жуковскому, и в них немецкий художник подробно расписывал технологию устройства его транспарентной живописи. Старые эрмитажники лишь посмеивались над эйфорией их молодой коллеги из восточной Германии. Конечно, все они знали о существовании этих писем, но никому не приходило в голову, что это может кого-то заинтересовать.

В 2024 году молодая сотрудница Эрмитажа и ученица Бориса Иосифовича Асварища — Марина Викторовна Шульц обратила внимание на прямую связь между действительным статским советником Василием Андреевичем Жуковским и войлочными тапками великого немецкого художника. В письме А. П. Елагиной, которая во время своего пребывания в Дрездене в 1835 году по просьбе Жуковского навестила больного Фридриха, говорится о том, что он — Фридрих — «по духовному завещанию» оставляет на память своему другу «две широкие старые туфли», стоящие у подножия станка в его мастерской¹⁴. Круг замкнулся.

Но и это еще не всё! Если вдруг пытливый исследователь, раздобывший тот самый номер Das Werk der Künstlers, даст себе труд дочитать оглавление журнала до конца, то, к большому удивлению, обнаружит в нем знакомое имя Ханса Зедльмайра. В 1939 году в том же журнале австрийско-немецкий историк искусства опубликовал свою программную статью «Die Kugel als Gebäude, oder: das Bodenlose»¹⁵ в которой он выступил с резкой критикой современной архитектуры. Вину за подрыв мировых устоев он возложил на художников-новаторов, творивших на рубеже XVIII и XIX веков. Однако главная опасность, по мнению Зедльмайра, скрывалась не в прошлом, а в настоящем. В истовом негодовании он клеймит теоретические и практические разработки Эля Лисицкого и Ивана Леонидова. И это не очередной русофобский выпад представителя враждебного западного лагеря. Как раз наоборот, яростная критика «формальных кривляний» советских конструктивистов вполне созвучна тому, как в самом Советском союзе писали о «леонидовщине» и вредоносных заблуждениях Лисицкого. Так что эту статью с полным правом можно назвать еще одним примером сближения идеологических позиций двух тоталитарных режимов накануне войны.

Как и многие его соотечественники, Зедльмайр не устоял перед искушением злом. Он не только стал членом партии, но и участвовал в боевых действиях на восточном фронте. После краха гитлеровской империи он решил вернуться к той самой статье. Убрав все нацистские пароли и критику советских мастеров, он значительно расширил теоретическую часть. Подготовленный материал ему удалось издать в 1948 году в Зальцбурге в виде отдельной книги, получившей название «Утрата середины. Изобразительное искусство XIX и XX веков как симптом и символ времени»¹⁶. С критического разбора этого манифеста консервативных историков искусства начал свою карьеру молодой Вернер Хофманн. Перевернув с ног на голову главный тезис своего оппонента, он сумел доказать, что там, где его предшественники видели лишь упадок и вырождение, на самом деле начиналось великое новое искусство. И вновь замкнулся круг.

Эпилог

Как ни парадоксально это звучит, появление в 2024 году русского перевода книги Флориана Иллиеса «Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время» — непозволительная роскошь. И дело не в санкциях или отказе зарубежных авторов и издательств передавать права для публикаций в Российской Федерации. Речь именно о том, что о Фридрихе на русском языке написано или издано ничтожно мало достойной литературы. До сих пор лучшими текстами остаются статьи К. М. Азадовского, А. В. Михайлова и Б. И. Асварища¹⁷, появившиеся около полувека назад. При этом вовсе отсутствуют переводы фундаментальных работ о Фридрихе немецких исследователей: Хельмута Бёрш-Супана, Вернера Хофманна, Вернера Буша, Йоханнеса Граве и т. д. Да что немецких, даже уже упомянутая хрестоматийная работа Роберта Розенблюма до сих пор ждет своего перевода. Ну хорошо, можно обойтись без специализированной искусствоведческой литературы и на худой конец ограничиться переводом и изданием в серии ЖЗЛ достойной биографии, как уже однажды произошло с книгой Рюдигера Сафранского об Э. Т. А. Гофмане. Но что поделаешь, Иллиес — товар ходовой, его книги нарасхват в том числе и в России. Но что хорошо немцу, может ли быть настолько же интересным за пределами Германии? Ответ Иллиеса — безусловно да! Во всяком случае, неуклонно растущий успех и умопомрачительные тиражи его книг, разошедшихся по всему миру, подтверждают этот факт. Вероятно, это правильно.

Хватит нам элитаризма, разрушим башни из слоновой кости, пора наконец повернуться лицом к читателям. Иллиес в своей книге делает такую попытку, и, несмотря на меркантильный расчет, попытку довольно благородную. С неизменной улыбкой на лице он призывает нас оторваться от повседневных забот и манит за собой в тишину магических садов памяти. И пусть на первый взгляд эти сады напоминают нам интеллектуальный Диснейленд, первый шаг уже сделан, и дальше дело только за читателем.

Если он выберет правильный путь, то сможет приблизиться к той непреложной истине, о которой писали К. М. Азадовский, А. В. Михайлов, Б. И. Асварищ и сам Каспар Давид Фридрих.

Дрезден — Берлин, июль — август 2024

Примечания: