Сьюзен Сонтаг: феминистка поневоле

Рецензия писательницы и литературного критика Оливии Лэнг на сборник эссе Сьюзен Сонтаг «О женщинах». В ней она сначала обвиняет Сонтаг в неактуальности, чрезмерной осторожности и виктимблейминге, а потом объясняет, почему к концу книги голос той Сонтаг, которую мы знаем, все-таки возвращается.

Нравились ли Сьюзен Сонтаг женщины? Уверенности в этом нет, поэтому появление феминизма в начале 70-х годов стало для нее довольно сложным вызовом. Подняться ли на борт этого корабля или, наоборот, начать его топить? Я говорю не о ее частной жизни, конечно. Она испытывала симпатию ко многим конкретным женщинам, любила, страстно желала и восхищалась ими. Несмотря на то, что она не признавала себя лесбиянкой публично, большинство ее сексуальных отношений было с женщинами. Но была ли принадлежность ко «второму полу» полезна для публичного образа Сонтаг? Судя по сборнику эссе «О женщинах», для нее это был паспорт, который можно было то предъявлять на границах, то пренебрегать им.

Эссе, которые вошли в эту книгу, относятся к началу 1970-х годов — тому времени, когда вторая волна феминизма как раз билась о берега Нью-Йорка. Изначально они публиковались по отдельности, в отличие от «Против интерпретации» — сборника 1966 года, который закрепил за Сонтаг репутацию молодого авангардиста и мыслителя. «О женщинах» — это, наоборот, второстепенные высказывания писательницы в поиске заработка, чья непростая профессиональная траектория привела ее от The New York Review Of Books к журналу Vogue. Их теперешняя публикация — это посмертное издание, в котором собраны, как гласит обложка, «самые бесстрашные и проницательные ее тексты о женщинах, важнейший аспект творчества Сонтаг, которому до сих пор не уделялось должного внимания».

Что действительно становится ясно из книги — особенно благодаря решению расположить эссе в хронологическом порядке, — это то, как Сонтаг относилась к этому тревожащему материалу, впитывала его, выделяла главное и отбрасывала ненужное. В самых первых эссе она явно не успевает за повесткой. «Двойной стандарт старения» — самая неактуальная и неуверенная Сонтаг, которую только можно представить. От «Фабрики» Уорхола она будто вернулась назад в тревожную духоту 1950-х — когда боязливо писала о синих чулках и старых девах или когда размашисто заявляла, что «женщины» (все женщины? везде?) привычно лгут о своем возрасте, чтобы их не сочли сексуально непригодными, вышедшими в тираж в их «преклонные» 35 лет.

Почти на десять лет раньше была издана «Загадка женственности» Бетти Фридан. В 1970 году были опубликованы и «Женщина-евнух» Жермен Грир, и «Политика пола» Кейт Миллет, и «Диалектика пола» Шуламит Файерстоун. Зачем вообще Сонтаг понадобилось выдавать такую чушь? Характерно еще и то, что она пишет об унизительности разделения женщин на мисс и миссис, не замечая при этом, что женщины уже нашли альтернативу. Журнал Ms¹ к тому времени выходил уже два месяца, и это новое обращение в том году использовали все вокруг.

За ее осторожными высказываниями стоит что-то совсем странное. Женщин, пишет она, держат за детей, «слабых», «угодливых», «паразитирующих». Это следствие общественного, а не биологического, и все же решение, которое предлагает Сонтаг, — не революция, сепаратизм, протест или любое другое действие, переворачивающее несправедливый порядок. Женщинам нужно просто перестать лгать о возрасте и делать макияж. «Женщины должны говорить правду». Так или иначе, в итоге они сами во всем виноваты.

Однако проходит год, и она будто рывком перемещается с периферии процесса в его авангард. Эссе «Третий мир женщин» стало ответом Сонтаг на опрос, который прислал ей и пяти другим выдающимся женщинам, включая Симону де Бовуар, испаноязычный ежеквартальный журнал Libre. В нем она излагает гораздо более радикальный, в высшей степени догматичный взгляд на освобождение женщин. Тон эссе твердый, требовательный, категоричный, отчасти раздраженный: это краткое изложение взглядов, в котором отражены и основные идеи движения, и проработанная литература по теме. «Если ничего не меняется в том, кому принадлежит власть, и в том, что такое власть, то это не освобождение, а успокоение». «Женское движение должно вести к принципиальной атаке на саму природу государства».

И все же странные пробелы в ее знаниях остаются. Она важно рекомендует женским объединениям «лоббировать, выступать, маршировать», предлагая рейды по салонам красоты и порчу сексистских билбордов — все, что женское движение уже делало. Хуже того, никуда не исчезает подспудная идея, что слабые, глупые женщины сами виноваты в своем затруднительном положении — которое при этом к ней самой не имеет никакого отношения. Это исключение себя из обсуждаемой проблемы известно всем, кто хорошо знает Сонтаг. Оно повторяется, например, в ее книге «СПИД и его метафоры» 1989 года, где она говорит, что «совершенно не подвержена» навязчивым мыслям о болезнях, которые так страшат ее коллег, больных раком, — эту позу разоблачает ее собственный дневник.

«Третий мир женщин» включает в себя краткую биографию: поступление в университет в 15 лет, свадьба в 17, развод в 24, решительная и уверенная в себе, путешествующая в одиночку, не пользуясь фамилией мужа, его доходом и физической защитой. Сияющее исключение на фоне рабской массы — но, по крайней мере, она старается изобразить это следствием удачи, а не таланта: чтобы отделить себя от тех успешных женщин, которые хлопают дверью перед чужим носом, настаивают на своем особом статусе, отказываясь признавать, что им просто повезло. Если первейший долг освобожденной женщины — жить «самой полной, свободной и потрясающей жизнью», то второй, заявляет Сонтаг благочестиво, — это солидарность с сестрами по полу.

К 1975 году это чувство солидарности сошло на нет и с тех пор никогда не демонстрировалось публично. Возможно, Сонтаг перестала ощущать угрозу со стороны феминизма или решила, что он больше не может быть полезен ее репутации. Несомненно то, что она перестала интеллектуально вкладываться в феминистское движение. Важнее стало отделить себя от своих бунтующих сестер, и зачастую методами, которые она раньше порицала. Когда на ее (блестящее) эссе о нацистском режиссере Лени Рифеншталь и эстетике фашизма в рубрике писем The New York Review Of Books появился отклик феминистской поэтессы Адриенны Рич, которая вполне мягко высказала пожелание, чтобы Сонтаг показала связь между гротескной объективацией, свойственной фашизму, и патриархатом, Сонтаг в ответ обрушилась на нее, назвав это обращение «простодушной… феминистской жалобой».

Сонтаг права, спору нет, когда говорит, что «это никоим образом не предательство — видеть и другие цели, кроме гендерной деполяризации, другие раны, кроме ран, обусловленных полом». Вне всякого сомнения, она в своем праве выбирать темы. Да, не каждое рассуждение нужно сводить к теме доминирования мужчин над женщинами. И, конечно, феминизму был — и остается — свойствен простодушный солипсизм, групповое мышление и ненависть к перебежчикам. Но факт остается фактом: Сонтаг так или иначе не очень хорошо разбиралась в феминизме.

Как хорошо видно из эссе о Рифеншталь, Сонтаг не зажигается интеллектуально и стилистически, если у нее нет культурного материала для размышлений. Ее фразы обретают звучный, тревожащий смысл только тогда, когда она изучает фотографию или применяет методы нового историзма к фильму, а не выдает пустопорожние заявления о женщинах и красоте — понятиях настолько пустотелых, что в них гуляет эхо. Ей никак не даются вопросы политики пола. У нее нет ярости Андреа Дворкин, ее заклинающего, одержимого стиля. Она не маниакальный теоретик, гений, закладывающий основы, как Шуламит Файерстоун. По правде говоря, у нее не лежит к этому сердце.

Самое примечательное в этой книге — как ближе к концу голос автора становится голосом той Сонтаг, которую мы знаем. Только когда она оставляет женский вопрос позади, ее интонация оживляется. Смерть и история, умножение образов и омерзительная, страдающая плоть, проходящая через разрушение временем — вот о чем она действительно хочет писать. Это ее темы. Как книга о женщинах этот сборник не особенно удачен, но саму Сонтаг — с ее подменами, ее неприятием — он обнажает — как, например, обнажает человека лицо, с которого смыт грим.

Перевод: Анастасия Суслопарова
Оригинал: The Guardian