От моря до моря: две рецензии на «Театр мира»
Книга Томаса Рейнертсена Берга «Театр мира» — увлекательная история создания карт от загадочных символов первых людей до проекта Google Earth. В ней он показывает, как способность людей представлять мир развивалась параллельно с его освоением.
Попросили рассказать о книге директора Северного морского музея Евгения Тенетова и сотрудницу музея истории Дальнего Востока Кристину Александрову. Получились два разных взгляда из крайних точек страны: Архангельска и Владивостока, c берегов Белого и Японского моря.
ВЗГЛЯД ИЗ АРХАНГЕЛЬСКА
Директор Северного морского музея, художник, писатель, журналист
16 сентября два транспорта «Таймыр» и «Вайгач» ошвартовались у разряженной флагами Соборной пристани Архангельска. Встреча была помпезной: орудийная пальба, крики «ура», портреты императора, шляпы в воздух, бодро ухающий военный оркестр. Приходом из Владивостока в Архангельск завершилась Государственная Экспедиция Северного Ледовитого океана под руководством Бориса Вилькицкого. Помимо беспрецедентного прохода по Северному морскому пути, соединив две его крайние точки, экспедиция совершила последнее в мире значительное географическое открытие. 4 сентября 1913 года был открыт арктический архипелаг — Земля Императора Николая II, сейчас известная как Северная земля. С этого момента карта мира больше не претерпевала серьезных изменений. К слову, в коллекции Северного морского музея есть глобус, выпущенный до 1913 года, и там нет Северной Земли.
Зачем я про это пишу? Да просто этого сюжета нет в книге норвежского журналиста Томаса Рейнертсена Берга, претендующей на всеобъемлющий анализ развития мировой картографии от доисторических карт до Google Maps. А жаль. Нет в ней и Фёдора Литке, и Петра Пахтусова, внесших огромный вклад в описание и нанесение на карту Новой Земли. К сожалению, книга грешит норвегоцентричностью. Её было бы правильно назвать «Норвегия и история картографии».
Однако, справедливости ради, книга Берга действительно увлекательна. Она помогает проследить, как менялось самовосприятие человека, его представление о соседях и устройстве мира. Интересно, как карты, поначалу являясь отображением религиозного чувствования мира, под давлением ученых и путешественников постепенно утрачивали сакральность и становились мощным инструментом политической борьбы. Политэкономия безжалостно перекраивала мир, нарезая его как именинный пирог.
Забавно, что Норвегия стала первопроходцем по части создания рыболовных морских карт благодаря русским браконьерам — поморам. В 1840 году норвежские рыбаки пожаловались губернатору провинции Восточный Финнмарк на русских, промышляющих треску в норвежских водах. Несмотря на то, что Минфин посчитал расходы на картографирование «непредвиденными», на следующий год на карту нанесли-таки морское дно от мыса Танахорн до российской границы. При этом русские поморы и норвежские рыбаки столетиями мирно торговали друг с другом, обменивали хлеб на рыбу и даже изобрели особый язык — «Моя по твоя». Вот нет же худа без добра!
Кстати, вспомнив поморов, мотивировавших норвежских соседей на картографирование дна Баренцева моря, хочется посетовать, что в разделе о морских картах совсем не упомянуты «поморские лоции» — уникальные памятники культуры. Это не карты в их общепринятом изводе, а письменные описания морских путей в Арктике, записанные со слов опытных «мореходцев», по которым поморы из поколения в поколение ходили на «шитых», «круглых» судах промышлять зверя на Грумант и Новую Землю.
Вот как звучит поморская лоция озаглавленная: «Наставление к путешествию по морскому тракту из поморских волостей по Мурманскому берегу и данному владению в подробном описании становищ и расстояний»:
От Гердиона реки до Варгаева (Вардэ-хус) меж всток и обедник и к обеднику на стрик от Варгаева до Вандо-губы в обедник. От Вандогубы до Цып- наволока полевее обедника на стрик. От Цып-наволока до Кильдина в тот же ветр. От Цып-наволока прямо к Тириберскому и до Вороньих луд меж всток и обедник. А из Скильдинской салмы до Тириберского во всток. От Вороньих лудок до Семи островов левее обедника на стрик. От Семи островов до Черного носа в тот же ветр. А из Скроуглого становища к Черному правее встока на стрик. От Черного до Святого носа, меж всток и обедник, и к востоку на стрик. Из Клетного становища к Святому во всток. От Варгаева прямо к Святому левее обедника на стрик. От Святого до Городецкой полевее обедника на стрик и в обедник. От Городецкой до Орлова правее обедника на стрик и в межник, меж лето и обедник.
Карта вещь молчаливая, немая, — а тут, слышите, какая музыка!
Что это я все — того нет, сего нет, и тут нас забыли-обидели! Ведь есть же Гиперборея — арктический остров! Будем считать, что это про нас, за северным ветром Бореем мы и живем. Сразу на ум лезут строки поэта Константина Вагинова, певца неминуемо гибнущей империи:
В стране Гипербореев
Есть остров Петербург,
И музы бьют ногами,
Хотя давно мертвы.
ВЗГЛЯД ИЗ ВЛАДИВОСТОКА
Куратор, музеолог, сотрудница музея истории Дальнего Востока имени В. К. Арсеньева
Существует карта на потолке музея. Чтобы обнаружить её, нужно оказаться во Владивостоке на центральной улице, зайти в Музей Арсеньева, подняться на второй этаж в зал этнографии и лечь на широкую скамью. Изображение над головой — копия карты орочского шамана Савелия Хутунка.
В центре — лось, который обозначает Евразию. Его волнистый хребет — это горные цепи, шерсть — леса, а живущие в ней паразиты — звери (птицы же — мелкая мошка, летающая над лосем). Голова его — это Китай, а большая рыба рядом — остров Сахалин. На карте изображены моря и реки, где хозяйничают повелители зверей, места добычи ценных ресурсов, луна и солнце. При этом небесные и земные объекты соседствуют с метафизическими пространствами: некрупный лось справа внизу от Евразии — это загробный мир, куда отправляются души людей и животных.
В верованиях орочей Царство мертвых — это мир антиподов. В нём старики превращаются в детей, удачливые теряют удачу, целые вещи ломаются и рвутся, а сломанные — становятся целыми. И хотя живым путь сюда недоступен, в давние время особенно сильные шаманы могли исследовать маршруты загробного мира и запечатлевать их в рисунках.
Орочский шаман создавал эту карту не в одиночку: ему помогали все мужчины стойбища. Картография вселенной — дело, которое требует сбора данных и многих правок. Идея создать карту тоже возникла из необходимости таких правок, поскольку придирчивый шаман не одобрил карту своего коллеги.
Карты, которые не дают заблудиться ни в осязаемой реальности, ни в воображаемой, всегда рядом. Их можно найти в музеях, энциклопедиях, учебниках и в уличных детских играх (если вас, конечно, туда пустят). Ещё больше их — под обложкой книги Томаса Берга «Театр мира. История картографии».
Правило не знает исключений (кроме вкусов, о которых не спорят): если в книге есть карта, значит, впереди у нас прекрасное путешествие. Впереди тайны, исследования и даже опасности, вероятнее всего, связанные с тем, что эту карту у нас обязательно кто-то попытается отнять. Но это в том случае, если в деле замешаны пираты или конкистадоры. Может быть, нам досталась более миролюбивая карта — например, карта леса, где живут Винни-Пух и «все-все-все», или карта Швамбрании, где добрая половина жителей названа в честь лекарств. Но и в этом случае мы прекрасно проведем время. А нам попалась книга, в которой, на каком месте её ни открой, везде найдешь карту, — включая оглавление.
Из этой книги мы узнаем об истории карт, о том, что отличает карту от любого другого изображения пространства, о мотивах, которые лежат в основе их создания, и о вызовах, стоящих перед картографами. Берг прослеживает историю попыток человечества обрести с помощью карт контроль над реальностью: от экспедиций, которые стирали «белые пятна», до механизмов продажи пиццы через Google Maps. Уже упомянутая орочская карта — это не только путеводитель, это свидетельство о силе древних шаманов, которые были способны шагать между мирами.
В представлениях древних форму миру придают боги и герои. Исходя из этого, дело составления карт предстает занятием героическим. Карты способны упорядочить и объяснить мир, скрыть очевидное и показать невидимое. Они устанавливают иерархии и системы координат, соблазняют на путешествия или на приобретение вещей, которые могли бы нам и не понадобиться.
Что ещё осталось в мире, что не нанесено на карту? Да много чего. Можно показать выбоины на асфальте, самые темные подводные глубины, запахи в метро, песни, звучащие в кофейнях и книжных магазинах, истории городских жителей (или, удобства ради, их контактные данные), которые можно было бы прочесть, наведя курсор на адрес того или иного дома. В некоторых случаях картография испытывает на прочность технические возможности, а в некоторых — границы этики.
Так или иначе, уместить в карте все-на-свете невозможно, поэтому картографам приходится выбирать точки фокуса. Кто решает, на что мы первым делом обратим взгляд, а что останется за краем листа (или экрана)? В разное время это могли быть жрецы, землевладельцы, правители, рекламодатели. Сам Берг, норвежец, выбирает своей точкой фокуса Норвегию и рассматривает историю карт «под скандинавским углом». Такой ракурс позволяет «заземлить» повествование, применить большую тему к локальной истории и показать, как последовательное совершенствование карт способствовало модернизации страны.
Достижение максимальной точности и полноты информации — не единственная задача картографии. Мы можем увидеть бесконечно много, увеличивая детализацию, но настоящее открытие ждет того, кто изменит ракурс, сместит рамку. Берг пишет: «…наши чудесные новые карты через четыреста лет будут казаться потомкам столь же простыми, как для нас Theatrum Orbis Terrarum». Простота, разумеется, имеется в виду с технической точки зрения. Но, как мы видим, расстояния, масштабы и проекции мало интересовали орочских шаманов. Зато в их картах отражено нечто существенно более сложное для фиксации со спутника — отношения между вещами в мире. И напоминание о том, что из загробного мира можно вернуться через лунную землю.
