Не текст, а картотека
Открываем предзаказ на переиздание «Бодлера» Вальтера Беньямина и публикуем текст переводчика книги Сергея Ромашко о том, как одна из его частей «Центральный парк» отражает подход Беньямина к работе.
Сергей ромашко
Поясняя, что представляет собой эта работа Беньямина, с неизбежностью приходится прибегнуть к фразе, которая сразу же ставит пишущего в несколько неловкое положение. То есть никак нельзя не отметить с самого начала, что «Центральный парк» — не обычный текст. И тут же можно оказаться под подозрением в манерности либо пустоватой риторике. В самом деле: у такого автора, как Беньямин, вообще трудно сыскать что-либо, уверенно подходящее под рубрику «обычный текст». И тем не менее замечание это необходимо.
«Центральный парк» входит в комплекс материалов, подготовленных Беньямином для так и не законченной книги о Бодлере (обычно именуемой «Шарль Бодлер. Поэт в эпоху зрелого капитализма»). Работа над книгой началась в 1937 году, наиболее активно она шла в 1938–1940-м, в самые последние годы жизни Беньямина. Это было своеобразное ответвление от общего труда о пассажах, в котором уже содержались материалы о Бодлере. Но если две другие предварительные работы: «Париж времен Второй империи у Бодлера» и «О некоторых мотивах у Бодлера» — были подготовлены к печати (а вторая даже опубликована в журнале Zeitschrift für Sozialforschung за 1939 год — фактически журнал вышел уже в 1940 году), то «Центральный парк» остался на довольно типичной для Беньямина стадии рабочих материалов-заготовок, как и весь основной комплекс, посвященный Парижу девятнадцатого века.
Своим бисерным почерком Беньямин умудрялся порой уместить на этих листках немало. Судя по всему, отдельные листки заполнялись не сразу; Беньямин время от времени возвращался к ним, дополняя новыми замечаниями. Хотя листки пронумерованы, сделано это, очевидно, не самим Беньямином. Нет датировок; поначалу полагали, что это записи последних месяцев жизни исследователя, когда тот уже начал готовиться к отъезду в Америку (отсюда и название «Центральный парк», с намеком на Нью-Йорк); теперь же материалы относят скорее к 1938–1939 годам. Вряд ли в этой картотеке был какой-либо заданный линейный порядок, скорее предполагалось, что в ходе работы отдельные карточки могут меняться местами. Иногда записи носили сугубо рабочий и предварительный характер: Беньямин оставлял самому себе задание на память: рассмотреть то-то и то-то.
Разумеется, ничего похожего на ссылки в записях нет, многое оставлено на уровне намека, порой фразы отрывочны и даже не закончены. Есть явные повторы, и остается только гадать, что это: недоработка или предусмотренная возможность выбора варианта. Работа не была, скорее всего, закончена даже на этом предварительном этапе — записи обрываются незаконченной фразой, без точки, причем (одно из удивительных совпадений Беньямина) как раз на словах о фрагментарности.
Не случайно впервые «Центральный парк» был издан сокращенным и препарированным, как коллаж избранных фрагментов. И лишь в собрании сочинений он полностью опубликован в том виде, в каком дошел до нас. Сделано это было не без сомнений, поскольку рассматривался и вариант отнесения картотеки не к основным публикациям, а в раздел «Материалы». Однако выбранный в конце концов вариант следует признать верным. И дело не только в том, что «Центральный парк» позволяет читателю заглянуть в творческую лабораторию Беньямина, увидеть, как тот готовил свои тексты.
«Центральный парк» существенно дополняет наш взгляд и на то, как представлял себе Беньямин незавершенную книгу о Бодлере, и на последние годы его деятельности в целом. По этой картотеке видно, как он возвращается к своей старой и заброшенной было работе о барочной драме, откуда в работу о Бодлере пришла аллегория. Возвращаются и религиозно-политические мотивы (творчество Бодлера как поэтическое и идеологическое восхождение на Голгофу) раннего Беньямина. Все это перекидывает мостик от Бодлера и старого Парижа к тезисам
«О понятии истории», которыми, в сущности, и завершается жизненный путь Беньямина.
Всплывает фигура Ницше, еще одного визионера девятнадцатого века. И в то же время в «Центральном парке» чрезвычайно ярко выражено характерное для позднего Беньямина стремление найти смычку между политэкономическим контекстом и особенностями творчества Бодлера, такую смычку, которая дала бы новый взгляд на поэта, не превращая при этом анализ в плоскую социологизацию и не повреждая собственно эстетическую характеристику «поэтического производства». И Беньямин не был бы Беньямином, если бы даже эти предварительные наброски не отличались некоторой элегантностью, стремлением придать даже беглым рабочим заметкам пусть и очень необычный, но все же литературный характер.
Перевод полностью отражает особенности оригинала. Все шероховатости, обрывы, непоследовательность написания (включая разнобой прописных и строчных букв), отсутствие знаков препинания — все «как есть». Разумеется, это не упрощает задачу читателя. Но любое «приглаживание» заметок стало бы в сущности насилием над материалом и лишило бы его истинной ценности, его подлинного характера.
