Постоянное представительство
29 мая умерла Мария Владимировна Зоркая — переводчица, литературовед и профессор Литературного института. О своем учителе и друге рассказывает переводчица Анна Кацура.
Мария Владимировна Зоркая была явлением редким, соединившим в себе удивительную россыпь качеств, человеческих и профессиональных, которых с лихвой хватило бы на несколько биографий. Смелая (боялась только высоты), чуткая к слову, сказанному и написанному, своему и чужому, прозорливая, внимательная до дотошности — в науке иначе нельзя, а для нее — и в жизни, требовательная — к другим, но в первую очередь к себе, и ответственная — подвести считалось грехом. Зоркость в крови, приправленная энергией (явно от мамы — Неи Марковны, известного киноведа, урожденной Энергии), выдала поразительный результат. Не только знаток литературы, но и мастер, не только перевода, но также историй — на все случаи жизни и нежизни — подход учёного: по косточкам, по полочкам — по-другому до сути не дойти.
Она вообще была страстным ходоком, ездоком, путешественником. И дерзновенно веселым, почти отчаянно (но только не от отчаяния). Ее всегда куда-то тянуло, и, если кто-то был рядом, она увлекала и его. Зажигаясь, зажигала окружающих. А еще — наверное, из разряда чудесного — ее хватало на всех.
География наших встреч поистине сумасшедшая: мы виделись в Кёльне, в Лейпциге, на крыше Исаакиевского собора в Петербурге и на застольях в Москве, на автобане, на ступеньках Потсдамер платц, бродили в ночи по Ванзее, держали дозор в балтийских песках и — чего только не было.
В последний раз она приезжала в немецкую столицу незадолго до пандемии. Мы гуляли по Фридрихштрассе и вспоминали милый ее сердцу Кёльн, который — невероятно! — не лежал на пути. И тут меня осенило: «А хотите — махнём туда прямо сейчас?» — «Как это?» — «Неужто не знаете?» Есть в Берлине такое место — «Штендиге фертретунг», в народе попросту «штеф», что означает «постоянное представительство», — не то ресторан, не то трактир, малая родина истых рейнцев, которых перипетия истории занесли на тихие берега вялотекущей Шпрее. Здесь подавали несравненный тарт фламбе, традиционное жаркое из говядины и, конечно же, кёльш. Сказано — сделано. День удался. А за ним другой, и третий. Как всегда, как во всем, что было отмечено ее участием.
И вот сейчас, когда Марии Владимировны не стало, мне подумалось, что это только экзистенциальная формальность, что в каждом из нас, ее знавших, произошло брожение и окончательное утверждение того, что, можно назвать вкрадчивым и ёмким словом «штеф» — то самое постоянное представительство, которое она учреждала в людских сердцах, постулировала в течение жизни, всей своей жизнью, и которое поможет нам двигаться дальше. Спасибо, Учитель, друг. Светлая память.
