Рефлексия как хобби: Лейф Рандт о героях «Аллегро пастель»
Любовь в осаде: одни пытаются деконструировать и отменить ее, другие — очистить от следов предыдущих эпох: капиталистической объективации, феодальной романтизации, патриархальной иерархии. Дискуссию, в которой сказали свое слово Салли Руни, Полина Аронсон, Жюдит Дюпортей, Лив Стремквист и многие другие, продолжает роман немецкого писателя Лейфа Рандта. В «Аллегро пастель» главные герои воплощают тип отношений миллениалов — уже разуверившихся в одних практиках любви, но еще не создавших другие. Публикуем интервью Ксении Шашковой с Лейфом Рандтом, взятое специально для газеты «Контур».
— В одном из своих интервью вы сказали, что большие политические темы не нашли отражения в жизни Тани и Жерома, потому что герои соприкасаются с ними лишь в медийном пространстве, но те никак не влияют на их частную жизнь. Про коронавирус, наверное, так нельзя было бы сказать. Как бы отразились коронавирусные времена на истории любви Тани и Жерома и на их жизни в целом?
Таня — писательница, Жером — веб-дизайнер, поэтому как минимум на их профессиональной деятельности они бы вряд ли отразились. В остальном — они бы стали интенсивнее общаться с некоторыми людьми из своего окружения. Пандемия оказалась бы для обоих скорее приятным временем, пусть и с нотками меланхолии. А весной 2021 года, когда всё как будто вернулось на круги своя, они вспоминали бы период локдауна с теплой грустью.
— «Аллегро пастель» появился на книжном рынке России. Как вы думаете, в каком лагере окажутся российские читатели: их будут раздражать Таня и Жером или они будут узнавать в них себя?
Я думаю, будут и первые, и вторые.
— А как вы сами относитесь к своим героям: они вас раздражают или вы им сочувствуете?
Оба героя мне очень симпатичны. Кроме того, в ходе бесчисленных дискуссий стало окончательно ясно, что читатели и читательницы, которых мои герои раздражают и которые маниакально пытаются откреститься от их черт, ведут себя намного глупее, чем Таня и Жером.
— Как бы вы определили, в чем главное страдание ваших героев и страдают ли они вообще?
Они оба боятся упустить что-то важное и при этом не могут избавиться от любовных переживаний. Кроме того, они страдают, когда недовольны работой. Но в общем-то они достаточно редко впадают в отчаяние. Можно даже сказать, дела у них идут лучше, чем у кого бы то ни было.
— У Жерома и Тани много свободного времени, которое они тратят на спорт, вечеринки, путешествия… Когда свободное время становится проблемой, как вы думаете?
Жить и творить в мире изобилия возможностей не так-то просто. Именно поэтому многие люди из привилегированных кругов, в которых вращаются Таня и Жером, ощутили во время локдауна снижение уровня стресса в жизни, почувствовали, что могут наконец выдохнуть.
— В какой-то момент Таня объясняет свои поступки страхом близости. Откуда у немецких миллениалов страх близости?
Отчасти он связан со страхом остановиться на одном-единственном человеке, с принятием каких-то окончательных решений. Тот, кто допускает истинную близость, рискует по-настоящему привязаться, а значит, стать уязвимым.
— Вам не кажется, что гиперконтроль героев над чувствами, мыслями, поступками (даже над потреблением наркотиков!) — это своеобразная немецкая интерпретация концепции осознанности? Есть такой стереотип, что немец всё делает тщательно, и если уж он рефлексирует, то он рефлексирует на сто процентов! Вам не кажется, что поведение Тани и Жерома во многом обусловлено именно национальными чертами, или же эти черты присущи европейскому поколению тридцатилетних в общем?
Я не считаю, что Таня и Жером одержимы гиперконтролем и чересчур много рефлексируют. Они, к примеру, не в состоянии как следует проанализировать свои отношения, они мечтают о романтическом автопилоте, готовом любовном сценарии, и это становится в итоге проблемой. Кроме того, они вовсе не страдают от способности осознавать контекст того или иного события.
Однако я вижу в них много именно немецких черт. Прагматизм, желание не быть выскочкой в сочетании с высокомерием — всё это, по моему мнению, часть немецкого менталитета. А вот подобное потребительское поведение, стремление к самосовершенствованию и любовь к поп-культуре наверняка можно встретить у жителей не только других европейских стран, но и в Америке, Азии, Австралии и Африке.
— В России сейчас нередко говорят об эпидемии нарциссизма (кругом одни эпидемии). Можно ли сказать, что Таня и Жером отлично иллюстрируют ее?
Нарциссизм — это такой вездесущий и неточный термин, что я бы не хотел его использовать. У нарциссизма много форм и проявлений. Говорить поэтому об эпидемии нарциссизма, подразумевая под этим, к примеру, что всё больше молодых людей придают значение своей внешности, кажется мне нелепым. Я считаю, что Таня и Жером далеки от патологического, проблемного нарциссизма.
— В России большая часть молодежи сейчас активно начинает пользоваться услугами психотерапии и учится жить осознанно, рефлексировать. Таня и Жером живут в мире, где рефлексия и осознанность — норма, у них было счастливое детство, и, казалось бы, вот она — земля обетованная. Но «Аллегро пастель» оставляет странное послевкусие: вроде бы это счастье, но какое-то оно пресное и скучное. А что счастье для вас?
Вот тут я с вами согласен. Объективно герои романа живут абсолютно счастливую жизнь. У них есть время и возможности наслаждаться прекрасным, они здоровы и не испытывают никаких финансовых трудностей. И всё же, когда читаешь роман, в некоторых местах невозможно отделаться от ощущения пустоты, от чувства, что героям чего-то не хватает. Я бы не стал, конечно, обвинять во всем неолиберализм, — это было бы слишком просто. При этом я не считаю, что в другие периоды истории людям жилось значительно лучше.
Что касается моего счастья, то я счастлив, когда пишу, — от этого процесса я получаю огромное удовольствие. Кроме того, счастливым меня делает общение с единомышленниками.
— Считаете ли вы «Аллегро пастель» ироничным экзистенциальным романом?
Думаю, это подходящее описание. Я много смеялся, когда писал его; это было отличное время. При этом роман всерьез исследует вопрос, как люди определенного круга строят отношения в конкретный исторический период в конкретной стране.
— «Аллегро пастель» часто сравнивают с культовым романом Кристиана Крахта «Faserland» — образчиком немецкой поп-литературы. Читали ли вы Крахта и если да, то как он на вас повлиял?
Мне очень нравятся «1979» и «Желтый карандаш» (в России этот сборник эссе включен в книгу «Карта мира» нашего издательства — прим. ред). В свое время это были мои любимые книги. Мой предыдущий роман, «Планета Магнон», без сомнения, написан под влиянием «1979» Крахта.
— Федор Достоевский считал, что красота спасет мир, а что, по-вашему, спасет мир?
Мир спасет искусственный интеллект в сферах политики и экономики.
