Угол и раковина
Пока осень набирает обороты и медленно превращается в зиму, все больше разговоров о «второй волне» и ее последствиях. Ждет ли нас еще один карантин? Или целый каскад карантинов на несколько лет вперед? Как перестроятся публичные пространства (не успевшие толком вернуться к доковидной жизни), чтобы соответствовать таким невеселым обстоятельствам? На волосок от потенциальных недель очередной самоизоляции вспоминаем наблюдения проницательного Гастона Башляра из книги «Поэтика пространства».
«Угол — это ячейка, предназначенная для человека», — продолжая мысль Рильке, пишет Гастон Башляр. Потому что именно это и есть нулевая степень дома. Главное, чтобы можно было куда-нибудь приткнуться. Двух-трех сходящихся поверхностей достаточно. «Каждый угол в доме, каждый закуток в комнате, любое ограниченное пространство, куда нам хочется забиться, где нам хочется съежиться, — рассуждает французский философ, — для нашего воображения означают возможность одиночества, то есть зародыш комнаты, зародыш дома». А далее, как замечает Башляр, «воображаемая комната выстраивается вокруг нашего тела, которому кажется, что оно спряталось».
(Попутно стоит добавить, что, если углов нет или с ними что-то не так, ощущению безопасности неоткуда взяться. Достаточно вспомнить описание Лавкрафтом города Р’лайха, где ждет своего часа Ктулху. Случайно попавшие туда моряки с ужасом обнаружили, что «углы расплывались на глазах и теряли свои очертания, стоило присмотреться повнимательнее, и выпуклая грань превращалась в вогнутую». Не то, что домом тут и не пахнет; просто на животном уровне — не спрятаться, не скрыться.)
Но раз все-таки имеется угол, внушающий спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, можно отрешиться от забот. «Когда мы вспоминаем часы, проведенные в углу, нам вспоминается молчание, молчание мыслей», — замечает Башляр. Собственно мы мечтаем о закутке, чтобы отключить голову. Но это только поначалу. Помолчав, мысли начинают громко болтать между собой. В голову приходят идеи, фантазии, для которых здесь настоящее раздолье. Свободный человек продуктивнее в своих действиях, а для эмансипации, как учила Вулф, требуется своя комната. Или хотя бы уголок.
«Леонардо да Винчи советовал художникам, жалующимся на недостаток вдохновения, задумчиво взглянуть на трещины в старой стене! — пишет любимый философ наших любимых философов. — В самом деле, разве в линиях, которыми время изрезало старую каменную ограду, нельзя разглядеть план вселенной? Кто не видел в линиях, появляющихся на потолке, карту нового континента? Поэт знает всё это. Но чтобы рассказать по-своему, что представляют собой эти вселенные, случайно возникающие где-то на границе между рисунком и раздумьями, ему надо стать их обитателем. И он находит себе угол в этом мире потрескавшегося потолка, угол, в котором он будет пребывать».
Ссылаясь на Милоша, Башляр говорит об углах-воспоминаниях: «Сидя в своем углу, мечтатель отменил окружающий мир, методично, один за другим, уничтожив все вещи этого мира в своих мечтах. Угол превращается в шкаф с воспоминаниями. Преодолев множество преград на беспорядочной свалке уничтоженных вещей, вещи-воспоминания наводят порядок в прошлом». Но в закрытом мирке тоже таятся опасности: «Пустое убежище только кажется пустым, его заполняет живое существо. И образы тоже могут быть обитателями. Нет такого угла, где не жил бы кто-нибудь, если не человек, то привидение».
Одно дело — угол, другое — раковина. Образ близкий, но важны нюансы. «Пустая раковина, как и опустевшее гнездо (центральная метафора дома у Башляра. — СГ), пробуждает в нас мечты об убежище». Спрятаться, но не всем скопом, как в ковчеге. «Как известно, чтобы жить в раковине, надо быть одиночкой, — утверждает французский философ. — И когда мы вживаемся в образ обитателя раковины, мы тем самым соглашаемся на одиночество. Жить одному — какая грандиозная мечта! Только такой инертный, такой абсурдный образ, каковым является обитание в раковине, может служить источником для подобной мечты. Эта мечта возникает у всех нас, у слабых и у сильных, в тяжелые минуты жизни, когда мы страдаем от людской несправедливости и от капризов судьбы». Башляр даже иронично цитирует персонажа из романа Дюамеля: «Улитки не понимают своего счастья!»
Живи Башляр в 2020 году, он бы добавил в «Поэтику пространства» следующий сюжет. В первые недели весеннего карантина отовсюду лилась одна и та же песня: вот вам бесплатный разнообразный контент, вот вам новые удобные инструменты — развлекайтесь, учитесь, общайтесь… Только не покидайте свои раковины! Ковид-диссиденты же замечали: да, мы стали более внимательными к гигиене и вообще вопросам здоровья, но посмотрите, сколько запретов — в частности (само)изоляция. Башляр вероятно мог бы в чем-то согласиться с критикующими режим ограничений людьми (с тем же Агамбеном). Он замечал: «Феноменолог, желающий вживую представить себе образы, связанные с функцией обитания, не должен поддаваться соблазнам внешней красоты. Как правило, внешняя красота отвлекает от раздумий о сокровенном». Как бы красиво ни выглядела золотая клетка, она остается клеткой. Раковина с доступом к Netflix и возможностью выкладывать движения тела под музыку в TikTok остается раковиной. «Бывают дома-ловушки, бывают и раковины-ловушки», — замечает Башляр.
Но для тех, кто хочет, чтобы вы сидели дома, выстроенная система может быть не менее пугающей. Башляр справедливо указывает на забавный эффект: «Самый верный признак восхищения — преувеличение. Поскольку обитатель раковины удивляет нас, воображению сразу же представляется, как из раковины вылезают удивительные существа, более удивительные, чем сама реальность». Философ сравнивает раковину с цилиндром фокусника. Обращаясь к творчеству Балтрушайтиса, в работах которого из раковины вылезают все кому ни лень, он отмечает: «Разумеется, в реальной жизни моллюск вылезает из своей раковины весьма неторопливо. <…> Но откуда же в этих гиперболизированных образах такой очевидный динамизм? Эти образы оживляет диалектика скрытого и явного. Существо, которое прячется, существо, которое ”забирается в свою раковину”, подготавливает свой ”выход” оттуда. <…> Самые динамичные побеги совершают существа, зажатые в тесном пространстве, а не существа, которые пребывают в ленивой истоме и у которых может быть лишь одно желание: томиться от лени не здесь, а где-нибудь еще. Если вникнуть в парадоксальный образ энергичного моллюска — а на комментируемых нами гравюрах такие образы просматриваются достаточно четко, — станет понятно, что мы имеем дело с самым жестким видом агрессивности, с отсроченной агрессивностью, агрессивностью, которая ждет. Волки, прячущиеся в раковине, более свирепы, чем волки, рыщущие в лесных дебрях». Только система дает слабину, только завершается карантин, люди вылезают из раковин. Они недовольны, они негодуют. Но удерживать их там вечно не получится.
Сергей Гуськов
***
