Как практиковать марксизм сегодня?
В связи с выходом перевода книги Энди Мерифилда Магический марксизм. Субверсивная политика и воображение мы спросили современных исследователей о том, как практиковать марксистскую теорию сегодня.
Алла Митрофанова, философиня, киберфеминистка: «Марксизм везде, но не всем это заметно»
Есть много прочтений марксизма, наиболее распространенными можно считать два: 1) литературное страстное чтение о несправедливости и надежде, которое вызывает политическое желание бороться за справедливость, или 2) формальная логика политэкономического устройства, названого «капитализмом» (в Капитале термина «капитализм» нет, он возник в дебатах 1870-х как ругательный термин, антоним социализму). Катя Наумова в статье о термине «капитализм» показывает, как много этапов прошла нейтрализация этого понятия в этическом смысле (см. Вебер Протестантская этика и дух капитализма) и в смысле его рационализации и универсализации (Зомбарт) [1].
Маркс вписан в теорию капитализма как создатель системной аналитики и фактически самого капитализма как исторической, социальной, политической и экономической логики. Но есть еще очень важный вклад, который делает Маркса классиком-предшественником современной философии наряду с Кантом и Гегелем. Он предлагает оригинальное решение онто-эпистемологической проблемы, то есть вопроса о соотношении бытия и сознания. Маркс убирает дуализм бытия и сознания: теория становится практикой, а практика невозможна без мышления, проектирования, без смыслового теоретического моделирования. Это оригинальное решение отличалось от трансцендентального предложения Канта и от предложения Гегеля — истории как самопознающего духа. Совмещение практики и теории, определение агентов изменения истории (короли утратили это свойство) было требованием нового времени. Эта проблема стояла и перед неокантианцами, эмпириокритиками, но их решение не поднимало проблему политического и в меньшей степени предлагало оригинальные междисциплинарные решения.
Онто-эпистемологический радикализм Маркса, совмещенный со страстной политической повествовательностью, определил его уникальное место в истории. Несмотря на то, что его вклад умаляется и нейтрализуется, он постоянно присутствует в философии ХХ и ХХI веков. Все крупные теоретики испытали влияние Маркса — от Вебера и Поппера до Деррида и Бадью, они либо начинали с Маркса, либо возвращались к нему. Влияние Маркса значительно на создание социологии, философии техники, экономики, неклассической эпистемологии, системных исторических исследований. История меняется системно, пересоздавая институты и ценности, это изменение касается и научных, и технических объектов, но также социальных и политэкономических. Можно сказать, что по Марксу мир — это историческая процессуальная реконфигурация, включающая определенных и еще не определенных участников, которая может быть разной в зависимости от интенсивности агентных групп. Политическое решение — определяет характер изменений, изменения не происходят сами собой — ни как природные, ни как эпистемологически нейтральные. Политическое действие — это выход в активное участие исключенных, исключенные, входя в структуру политического, вносят поломку и переизобретение модели. Формирование новой модели — болезненный и острый политический процесс, требующий теории с учетом множества интересов. Это не магия, а конструктивная логика, требующая политического и онтологического воображения. У Маркса нет онтологии неизменных сущностей и нет совершенных вечных идей. Это онтология процессов с множественным участием, в ней политическое по необходимости «запутано» с природным, поэтическое — с математическим, социальное — с когнитивным. Такой материализм процессов становится вновь актуален в философии нового материализма уже с учетом гендерных, постколониальных и технологических подходов, а также с учетом неклассической логики и эпистемологии.
Важно, что марксизм — это обширная полемическая среда, в которой развиваются: феминистский марксизм от Розы Люксембург и Коллонтай до теории stand point Сандры Хардинг и Сильвии Федеричи, философия техники с ее переосмыслением фрагмента о машинах, постколониальный марксизм (Гаятри Спивак), новые левые теории труда (Срничек, Хестер) и теории классовой трансформации (прекариат Стендинга). Сегодня Маркс актуален не столько критическими сюжетами, показывающими агрессивные стратегии капитализма, а аналитикой, позволяющей замечать многоуровневые зависимости процессов политэкономии, онто-эпистемологии, социокультуры, то есть «природокультурными» (Харауэй) гибридами в их историческом и политическом (мультиагентном) становлении, когда мы понимаем, что мир может быть другим, и мы — политические и культурные акторы в этом становлении с неизбежной долей ответственности.
Илья Будрайтскис, историк, социальный теоретик: «Марксизм. К магическому опыту чтения»
Как известно, Маркс считал первую главу Капитала — ту, в которой раскрывается понятие «товарного фетишизма», — самой сложной для понимания. Действительно, мысль о том, что вещи, которые нас окружают и которым мы привыкли безоговорочно доверять, на самом деле лгут, создавая искаженный, заколдованный мир, требует радикальной перенастройки самого способа отношений с так называемой реальностью. В этом смысле марксизм, вопреки распространенному представлению, не предлагает «знания» о том, как обстоят дела на самом деле — ведь как бы плохи они ни были, их чистое познание не сможет предложить ничего, кроме продолжения игры по существующим правилам. Свобода от иллюзий, как мы знаем, давно уже не означает ничего, кроме циничного примирения с данным — того самого «просвещенного ложного сознания», о котором почти сорок лет назад писал Петер Слотердайк. Марксизм, лишенный утопического образа будущего, сведенный до уровня сколь угодно беспощадно критического объяснения существующего, не способен дать ничего, кроме созерцательного пессимизма. Однако было бы неверно противопоставить ему чистую утопию, грезу, полностью оторванную от окружающего мира. Подлинное знание марксизма не противоречит утопии, но делает ее необходимой именно потому, что относится к фундаментальному изменению опыта, которое осуществимо лишь в повседневной практике. В этом отношении чтение Маркса никогда не может быть завершено, его нельзя просто «усвоить» как одну из социальных теорий (пусть и невероятно стройную и убедительную). И если это чтение хоть на секунду привело к эффекту потрясения, заставившего взглянуть на привычное и обыденное как будто впервые – значит, магия марксизма уже начала свою преобразовательную работу.
Алексей Цветков, писатель, сотрудник книжного магазина «Циолковский»: «Марксизм — это всегда сначала способ остранения, оптический шаг»
Маг работает с законами природы так же, как марксистский диалектик обращается с законами общества. Марксистская магия, или «работа в красном», позволяет вам перестать быть понятным и предсказуемым для жертв капитализма. Марксизм — это всегда сначала способ остранения, оптический шаг. Но эта оптика неизбежно наводится сама на себя, и вы попадаете в корневую систему мира, нервную систему рынка, смотритесь в бесконечный аквариум с волшебными цифрами капитала, к которым прилипает наше рабочее время и которые излучают в ответ прибавочное наслаждение.
Во-первых, важно, где именно вы практикуете марксистскую магию? На что похожа ваша карта? Так, во время недавних беспорядков в США огонь пылающих магазинов и банков вывел из анабиоза многих американских марксистов и окончательно вернул этот язык в общий обиход. За пределами метрополии марксистские партии остаются подлинно народными, массовыми и радикальными, то есть не утратившими связь с черной землей, как в Индии, Непале, Курдистане. Во-вторых, важно, какая из школ в марксизме вас выберет — теплая или холодная. Теплая школа питается эмпатией к угнетенным. Холодная — анализом обменно-производственной логики истории. Это принципиально разный магический метаболизм.
Если говорить конкретно о Британии, то там сейчас главными хипстерами и модниками марксистской футурологии стали Срничек и Уильямс. Они — предсказатели. Где-то рядом с ними занимается футурологией Пол Мейсон, но его магия сетевая, а не централизованная, и это его отличает. Оуэн Хезерли практикует левацкую урбанистику вслед за Лефевром и Харви. А Стюарт Хоум поставил оккультную психогеографию Лондона на службу диалектического материализма. Для Энди Мерифилда марксистская магия начинается с приостановки колеса рыночной сансары. По натуре он — прогульщик школы, дауншифтер, уклонист, ситуационист, визионер и поэт. Его первоначальное политическое сознание сформировали четыре всадника финального кризиса капитализма: New Left Review, Historical Materialism, Monthly Review и International Socialism. Но Мерифилд всегда хотел другой формы для этих идей и прогнозов. Он понимал марксизм как уникальный контакт с волшебной материей втайне от слуг и охранников капитализма, превративших мир в товар. Эта магия начинается там, где вы делаете первый вздох, свободный от товарного фетишизма. Эта магия связывает людей за пределами удручающей рыночной рациональности.
Йоэль Регев, философ: «Чтобы практиковать марксизм сейчас, следует продолжать поиски ответа на этот вопрос»
На месте одного находятся два — этот принцип прежде всего следует применить к самому марксизму и тому явлению, которое исторически называлось «материалистической диалектикой». С одной стороны, материалистическая диалектика — это знание о том, как ответить на главный вопрос всякой ситуации: «кто против кого». Причем знание, — принимающее в расчет тот факт, что основной конфликт всякой ситуации всегда сдвинут относительно представлений и привычек тех, кто в этой ситуации находится, — никогда не совпадает с тем, что воспринимает в качестве главного противостояния здравый смысл. В этом смысле материалистическая диалектика всегда имеет дело с «квазипричинностью»: с линиями противостояния, надстаривающимися над патологическими и повседневными мотивами поведения, над тем, как сами участиники конфликта склонны объяснять свои действия.
Главная заслуга марксизма именно в обращении внимания на этот уровень «смещенного конфликта», а также в постановке вопроса о том, как этот уровень может стать именно объектом знания, то есть — о процедурах допроса и раскалывания ситуации, позволяющих выявить за маской идеологии реальные силы противостояния. С другой же стороны, марксизм размещает эти силы противостояния в области экономической и производственной деятельности. И здесь, как мне представляется, следует разделять вопрос, задаваемый марксизмом, и предлагаемый марксизмом ответ на этот вопрос. Я думаю, что для того, чтобы практиковать марксизм сейчас, следует продолжать поиски ответа на этот вопрос, и эти поиски неминуемо уведут за пределы ортодокасльного ответа, все еще размещающего конфликт в зоне «слишком человеческого». Некоторые векторы подобного движения были намечены в поздних текстах Альтюссера о «материализме стычки». Я думаю, надо двигаться в направлении намечаемого Альтюссером «подводного течения» алеаторного материализма, значимой ступенью которого является и теория Маркса.
[1] Наумова Е. (2015) История понятия «капитализм»: от политического лозунга к научному термину. Международный журнал исследований культуры, 1(18): 108-115.
