Владислав Софронов: Магический марксизм
Владислав Софронов, философ, независимый исследователь и переводчик книги Энди Мерифилда Магический марксизм. Субверсивная политика и воображение,— о новом видении марксизма в работе Мерифилда.
Чтобы объяснить, о чем книга Энди Мерифилда, мне понадобится небольшой экскурс в теорию. Начать надо с того, что самый знаменитый тезис Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его», — чаще всего понимают неверно — как призыв: «Хватит болтать, пора действовать!». Но Маркс, наоборот, имел в виду их, объяснения и изменения, нерасторжимую связь: «лишь объясняли» — это констатация односторонности. Для Маркса, сдавшего на «отлично» выпускные экзамены в школе Гегеля, связь между «объяснять» и «изменять» неразрывна, только в абстракциях философов они существуют отдельно друг от друга: объяснение всегда что-то изменяет в мире, а изменение без предварительного (и сопутствующего) понимания-объяснения просто не достигнет цели и т.д., и т.п. Маркс имел в виду, что одна часть уравнения получила гипертрофированное развитие: в лице Гегеля и других выдающихся мыслителей объяснение уже зашло чрезвычайно далеко и без соответствующего изменения реального мира уже и чистая теория не может развиваться дальше, потому что неделимая целостность теории и практики нарушена, искажена. Маркс вовсе не призывал от одного разрыва (гипертрофия теории) перейти к другому разрыву (стать только практиками). Когда Антонио Грамши в Тюремных тетрадях называл марксизм «философией практики», это было нужно чтобы обмануть тюремщиков. Грамши лучше любого из нас знал, что марксизм — это философия целостности: «Человек присваивает себе свою всестороннюю сущность всесторонним образом, т.е. как целостный человек», — как писал Маркс в Экономическо-философских рукописях 1844 года.
Мы уже вплотную приблизились к пониманию замысла Мерифилда, потому что еще одним важнейшим аспектом целостности человеческого бытия, взыскуемого марксизмом, является единство интеллектуального и эмоционального. Если вы выучили наизусть все книги Карла Маркса и Розы Люксембург, но звуки Интернационала или очередное сообщение о голодовке доведенных до отчаяния людей оставляет вас эмоционально равнодушным — вы ни-че-го не понимаете в Марксе. Так же как вы ничего не понимаете в Марксе, если считаете, что марксизм — это строгая теория, чью чистоту уличные протесты только нарушают, или что марксизм — это конкретная программа экономических и политических преобразований, а фантастический роман Красная звезда Александра Богданова — это только личное дело автора.
Однако в фантастически сложной исторической диалектике эта целостность видения и «делания» мира не всегда заметна. Человечество мечтало всё и всегда, на этом фоне страстность и эмоциональность марксизма не очень выделялась, а — по контрасту со столь многими мечтами, оставшимися только мечтами — выделялась часто удававшаяся попытка поставить мечты о лучшем мире на твердую почву строгого философского, политэкономического, социологического анализа. Страсть, поэтика, если угодно романтика борьбы за преобразование — продуманное изменение — мира ушли на второй, если не на десятый план, марксизм стал восприниматься как исключительно серьезное дело серьезных людей, к тому же в условиях возникшего вместо царства свободы — сверхгосударства, которое ликвидировало достаточно быстро всех революционных романтиков. А потом все просто кончилось — и строгая теория, и мечты, и вдохновение, рухнул Восточный блок, настал «конец истории». Но если строгая теория осталась по крайней мере в библиотеках, то где остались мечты и вдохновение? Этому вопросу и посвящена книга Энди Мерифилда Магический марксизм.
Сегодня, когда идеи и практики «свободного рынка», приватизации всего и вся, не только допустимости, но и благотворности неравенства и прочий социальный дарвинизм утвердились прочнее, чем когда-либо прежде, а любые альтернативы этому положению вещей осуждаются как неизбежно приводящие к тоталитаризму, где взять вдохновение и моральную убежденность в необходимости думать по-другому и жить по-другому? Чем вдохновляются и как действуют те, кто уже сегодня живут так, по-другому, а таких немало по всему миру, и Мерифилд много рассказывает о них в книге. Но он ни в коем случае не считает и не пишет о том, что, мол, раньше мы действовали, а теперь можем по крайней мере мечтать — нет, пафос его книги в том, что вдохновляющая мечта сегодня, как и вчера, если к чему-то важному и приводит, то это каждый раз снова единство объяснения и изменения, эмоции и поступка — измениться, чтобы начать действовать и действовать, чтобы изменить себя. Мерифилд пишет о том, что ничего не стоят мечты, в которых вечно все откладывается «на потом», и ничего не стоит изменение, не основанное на мечте о лучшем. Поэтому «магический» в заглавие книги означает не «колдовство» и не надежды на «Большого Дядю» на облаке, который все сделает за нас, если как следует попросить, а означает снова и снова повторяющее «материалистическое чудо» того, как совершенно обычные люди сообща делают что-то совершенно необычное, «магический» — это про оазисы воображения в «пустыне реального», про пляж под асфальтом любого города на планете.
Пляж под асфальтом, реалисты, требующие невозможного, но вторая важнейшая тема книги — это спор с теми, кто ощущает себя не как в оазисе посередине пустыни, а как в осажденной крепости, оборону которой надо постоянно крепить, а стены наращивать. За этой метафорой — реальность любого учения, которому, чтобы развиваться (то есть чтобы продолжать существование), надо постоянно решать главную проблему любого развития: как отличить «букву» от «духа», «огонь» от «пепла», если вспомнить замечательное выражение Жана Жореса: «Мы должны брать из прошлого огонь, а не пепел». Где та грань, за которой верность принципам превращается в слепое поклонение? И равно важный вопрос: где грань, за которой «незашоренность» становится беспринципностью, инновация не укрепляет, а разрушает традицию и повисает в воздухе, а то и падает на голову окружающих?
С точки зрения Мерифилда, марксисты, которые не покидают крепость университетских кафедр и высоколобых журналов, потому что не видят, ради чего ее стоят покидать, не видят нового массового рабочего и профсоюзного подъема, не видят активных и многочисленных политических партий с именами классиков в программах, эти марксисты — как те генералы из поговорки — готовятся к прошлой войне. Это не значит, что нового массового подъема и порыва к будущему не будет, это значит, что надо быть очень внимательными, чтобы не пропустить этот подъем, когда он примет новые, неожиданные формы, не описанные в учебниках. Это значит, конечно, и то, что внимание нужно, чтобы не принять искры из глаз от удара головой об стену за первые лучи солнца новой эпохи.
Поэтому большая часть книги посвящена описанию и обсуждению новых целей и форм антикапиталистического движения сегодня (экология, городской активизм, свободное программное обеспечение, борьба за свободное время, а не за рабочие места, безусловный базовый доход и постиндустриальный труд — и многое другое вы найдете в этой книге), а тем, кто вдохновляется исключительно эстетикой промасленной рабочей спецовки и мелодикой заводского гудка, лучше не читать эту книгу, она их будет только раздражать.
Как раз этот второй аспект в высшей степени актуален для нашей, постсоветской ситуации. После десятилетий полного разгрома и уныния в последнее время интерес к марксизму довольно широко распространился в молодежной среде, приняв форму «марксистских кружков» (а также пабликов в соцсетях и ютьюб-каналов). Примерно сто лет назад участники таких же кружков, проявив непревзойденное упорство и волю, совершили в отсталой, крестьянской, реакционной стране величайшую революцию, изменившую всю планету. У участников сегодняшних кружков есть большой соблазн сказать себе: да, нас три человека в городе, и когда мы пытаемся рассказывать о Марксе — на нас смотрят как на ненормальных. Но это не потому, что мы заперлись в архиве и не хотим выходить оттуда, а просто потому, что проявили еще недостаточно упорства и воли в чтении Маркса, хранении его истины и ожидании нового исторического подъема. Ирония истории таким образом заключается в том, что успешный опыт великих потрясений начала XX века может научить, что главная задача марксистского кружка — как можно быстрее покончить с «кружковщиной» и стать частью «действительного жизненного процесса», если воспользоваться выражением Маркса из Немецкой идеологии; а может дать психологические основания для сектантского упорства в хранении единой и неделимой истины, которая нуждается не в развитии и приложении, а в чистоте и неприкосновенности. (Понять и принять необходимость — пусть и болезненно тяжелую — гибкости и изменения особенно сложно в постсоветских условиях еще и потому, что все мы так или иначе затронуты мировоззренческой катастрофой конца 1980-х — начала 1990-х, когда целые поколения вполне уважаемых людей за несколько месяцев или даже дней из «пламенных марксистов» перекрещивались в убежденных антикоммунистов).
И все-таки марксизму придется снова пройти между Сциллой закоснелого фундаментализма и Харибдой оголтелого оппортунизма, иначе его корабль никогда не достигнет вожделенного берега с «золотым руном» нового общественного устройства. Нельзя сказать, конечно, что книга Энди Мерифилда Магический марксизм описывает весь маршрут этого путешествия, в ней есть только часть ориентиров, но это важная часть, и она, безусловно, пригодится тем, кто решится двигаться по этому пути.
Текст: Владислав Софронов
