Открытки к «Открыткам с того света»
Публикуем перевод интервью Франко Арминио с итальянским литературоведом Андреа Кортеллессом, заметку Галины Денисовой об Открытках с того света, а также материалы о медиа-реквиеме Андрея Сильвестрова по мотивам книги Арминио.
Франко Арминио: «На страницах моей книги умирает только один человек — это я сам»
В книге Открытки с того света Франко Арминио доводит до предела — повторить или преодолеть его не представляется возможным — обе главных составляющих своей прозы, за несколько лет (после достаточно позднего выхода первого сборника текстов Путешествие в кратер/Viaggio nel cratere) снискавшей внимание и любовь широкой аудитории. Первая составляющая — это гармоничное сочетание образной, долго хранящей отзвук в памяти краткости и интригующей недосказанности, усиливающей степень эмоционального восприятия написанного. Уже по поводу предыдущих публикаций Арминио отмечалось, что классическая форма афоризма в его исполнении парадоксальным образом меняет свои главные качества на противоположные: если основной посыл традиционного афоризма сконцентрирован на нравоучительной концовке, в которой высказывается некая истина и к которой тяготеет смысловой ряд высказывания, то краткая проза Арминио стремится, напротив, всеми силами избежать заключительного вывода, конечность которого, по мнению автора, сковывает идею текста. Иными словами, краткость в данном случае вовсе не означает категоричность формулировки: чем короче текст, тем свободнее его содержание. В то же время, намеренная, работающая на усиление образа недосказанность роднит прозу Арминио с жанром, во многом противоположном афоризму, а именно с поэзией.
128 открыток с того света, собранных под одной обложкой и вышедших в издательстве Nottetempo осенью 2011 года, отличаются краткостью не только с точки зрения количества написанного (нередко это всего лишь несколько строк); каждая из них, будучи связанной с моментом ухода из жизни ее главного героя, является, образно говоря, «конечной остановкой»; текст не влечет за собой никаких выводов, потому как сам этим выводом и является. В то же время, эти «точечные» комментарии совершенно не приспособлены для того, чтобы транслировать в окружающий мир философскую истину о пределе жизни. Вместе с именами действующих лиц из текста вымываются все элементы анекдота, компактной занимательной истории: о жизни персонажей этих заметок нам дано узнать в лучшем случае два-три слова — ровно столько же, сколько об их смерти, простой, обыденной, трагически (или комически) моментальной. Ко всем персонажам этих текстов подошли бы слова, произнесенные одним из них: «Я умер от старости, хоть был еще не очень старым. Мне было пятьдесят девять». Вместо того, чтобы придать существованию хоть какой-то смысл, смерть лишь подтверждает неизбежность очередного витка жизни материи: «Мир всегда вызывал у меня смутную тревогу. И вот эта тревога внезапно прошла».
Андреа Кортеллесса: Первый мой вопрос к тебе касается короткой формы. Твои книги, порой внушительные по общему объему (как последнее издание Плоть земли/Terracarne), обычно составлены из коротких текстов, размер которых не имеет четко заданных границ, но укладывается в рамки некоей традиции, располагаясь где-то между небольшим рассказом (в духе Коротких путешествий Умберто Сабы) и афоризмом как таковым (возможно, в чуть расширенной, «ницшеанской» форме; кстати, именно перевод стихотворения Ницше был помещен Джанни Челати в предисловие к твоей книге Путешествие в кратер). Тем не менее, несмотря на схожую краткость написанного, мне кажется, что по складу творческого ума, по отношению к смыслу текста, по стилистике высказывания мыслей ты далек от жанра афоризма. Ты никогда не задумывался о жанрах и традициях, которые, возможно, нашли отражение в твоей прозе?
Франко Арминио: Не сказал бы, что я много размышлял о традициях, которые могла бы вобрать в себя моя проза. С короткой прозой во многом связан мой читательский опыт, причем даже в процессе чтения длинных текстов я выделяю какие-то фразы, которые не относятся к категории «переходных», а заключают в себе особую законченную мысль. Я действительно пишу афоризмы; отличие в том, что мои тексты рождаются не в голове, а в плечах, локтях, животе. Мне не свойственна мудрость создателя афоризма; в моем творчестве ее заменяют сознательное воздержание от каких-либо окончательных выводов, летучий, почти неуловимый юмор, сомнение как антипод однозначности. Меня интересует не краткость как таковая, а простота и прямота текста. Я любитель незастывших форм, еще хранящих жар творчества; с ними удобно работать и автору, и читателю. Ключевые моменты жизни не приемлют пустых разговоров. А я стараюсь жить и работать так, словно отведенные мне часы и дни и вправду являются такими ключевыми моментами.
А.К.: Короткая проза очень близка к поэзии: граница между ними очень тонка, порой незаметна. Твоими первыми опубликованными текстами были стихи, первый стихотворный сборник Состояние места/Stato in luogo вышел относительно недавно, но мне известно, что у тебя есть много неопубликованных поэтических сочинений. Помню, как у тебя дома в Бизачче ты показывал мне черные мешки для мусора, битком набитые рукописными стихами. Меня тогда сильно поразил этот… способ хранения. В какой взаимосвязи находятся эти две грани твоего таланта, поэзия и проза, с точки зрения «техники» творчества и его эмоциональной составляющей?
Ф.А.: В последнее время я пишу в стихах и затем превращаю тексты в прозу — то есть просто переношу строчки так, чтобы они располагались в линию, а не одна под другой. Можно сказать, что какой бы то ни было разницы между этими двумя жанрами для меня уже не существует. Поэзия — позаимствуем метафору из медицинского лексикона — лечит острые патологии, а проза — это как пометка в медицинском журнале скорой помощи о том, что больному не требуется неотложное лечение. Моя литература — тоже своего рода воображаемая скорая помощь, а Открытки с того света — так вообще танатологическое отделение, морг. Ясно же, что мертвый не может написать ни стихи, ни прозу, мертвому все безразлично, ибо различие находится в нем самом.
Если представить литературу как автомобильную дорогу со множеством полос, написанное мной вполне могло бы разместиться на выделенной полосе для проезда скорой помощи. У моих стихов и моей прозы в этом смысле одна задача — расставить предупредительные знаки, маячки, показывающие, что в опасности оказался я сам, но, как известно, ипохондрия — это психическое расстройство, констатировать которое может лишь сам носитель заболевания, и никто другой. Поэтическое творчество в каком-то смысле сродни прыжкам в высоту: ты долго готовишься к прыжку, потом мгновение летишь вверх — и тут же, как только оказывается пройдена наивысшая точка, сосредотачиваешь мысли на падении. Поэзия длится всего несколько секунд. Проза же, если продолжать спортивную метафору, больше напоминает мне бег на среднюю дистанцию: что-то наподобие забега на полтора километра. Большую часть дистанции спортсмены движутся равномерно, потом следует короткий рывок. В этих моментах сконцентрирована вся красота состязания — когда проза обретает силу и выразительность поэзии.
А.К.: Открытки с того света — книга, которая даже при столь широком толковании пространства прозы оказывается за его рамками. Короткие, в несколько строк, тексты, порой сводящиеся к одной-двум фразам, образуют парадоксальный диалог мертвецов, по стилистике напоминающий в большей степени Фонтенеля и Леопарди, чем Антологию Спун-Ривер Эдгара Ли Мастерса, с которой твою книгу часто сравнивают (разница в том, что там каждая произнесенная фраза так и остается без ответа…). Открытки вызывают в памяти другое твое сочинение — Пересуды из книги Доказательства снегопада. Эти тексты очень похожи, и оба они создают в каком-то смысле идеальные образы; разница в том, что Пересуды предлагает читателю образ жизни, а Открытки — образ смерти. Мы словно оказываемся в Книге песен Петрарки, где жизнь и смерть порой меняются местами и вполне допустимо, чтобы живые завидовали доле мертвецов. К тому же, твой текст — он тоже о любви, не так ли?
Ф.А.: Открытки как бы сами собой откололись от большой книги, которая должна была целиком состоять из коротких заметок. Та книга так и не вышла и уже не выйдет в будущем. Очевидно, что никакой издатель и читатель в здравом уме не будет читать семьсот страниц коротких фраз. Кстати, Пересуды тоже задумывались как часть этой книги. На самом деле, практически все изданные мной книги являлись частью некоего огромного целого, словно косточки, отколовшиеся от огромного скелета доисторического животного.
Возвращаясь к Открыткам, соглашусь, что у них не так-то много общего с Антологией Спун-Ривер. На страницах моей книги умирает только один человек — это я сам; да и речь идет, на самом деле, вовсе не о настоящей смерти. Я хотел написать книгу, в которой представил бы обстоятельства собственной кончины, но потом испугался и предпочел умертвить не себя, а других. Мне кажется, тема книги не очень ассоциируется с жизнью и смертью. Некоторые жизни сами по себе обыденны и остаются таковыми до самого конца. Возможно, это должно наводить на следующую мысль: тема обыденности «пустоты» гораздо интереснее, чем извечная диалектика добра и зла.
Перевод: Александр Юсупов
Любить жизнь, зная о ней всю правду
Открытки с того света (Cartoline dai morti, 2011) — этакое собрание репортажей от первого лица о моменте смерти. Их чтение подобно прогулке по кладбищу: истории Арминио — словно сменяющие друг друга фотографии на могилах, по которым скользит взгляд прохожего. А еще таким мог бы быть рассказ Харона, только что приплывшего из царства Аида, куда он только что доставил очередного обитателя. Ничего трагично-леденящего кровь: благодаря избранной Арминио форме «ницшеанского» афоризма (по определению итальянского критика Андреа Кортеллесса) эти открытки без обратного адреса, как разряд дефибриллятора, возвращают к жизни их писавших. Пусть даже на миг. На время прочтения последнего послания. Каждая афористическая фраза Открыток являет собой законченный повествовательный микросюжет, умещающий жизнь, смерть, смысл бытия. В то же время, эта книга — неметафизическая. Она строится на нарушении «пакта о правдоподобности», на стирании границ между «реальным» и «фантастическим» (непременное условие, если мы хотим разобраться в заведомо непознаваемом). В мире Открыток на логику здравого смысла покушается парадокс, который опрокидывает аксиому о том, что образ смерти страшен. Суть позиции Арминио, кажется, можно изложить одним из его же афоризмов, синтезирующим этику и поэтику автора: «Мир всегда вызывал у меня смутную тревогу. И вот эта тревога внезапно прошла».
Афористическая форма художественного повествования, пожалуй, наиболее сложна при переводе, поскольку обычно она обладает определенной ритмической структурой, обусловливающей строгий выбор слов и четкое их расположение. Нарушить эффект афористической фразы очень просто: подчас достаточно добавить или убрать даже не слово, а один единственный слог. Так вот: при чтении Открыток Арминио забываешь, что текст этот переводной. Честь и хвала Геннадию Киселеву.
Текст: Галина Денисова
Медиа-реквием по книге Франко Арминио
Открытки с того света
В рамках VII фестиваля Премия Горького на острове Капри 5 октября 2015 года был представлен медиареквием Андрея Сильвестрова и Ираиды Юсуповой по книге итальянского поэта Франко Арминио Открытки с того света. В их мультимедийной композиции использовались тексты книги в оригинале и в переводе на русский Геннадия Киселёва, а также перформанс самого переводчика. Премьера состоялась в главной церкви бывшего монастыря, а ныне — музейного комплекса Чертоза ди Сан Джакомо. Студийная версия проекта появилась весной 2016 года. Вот несколько музыкальных и фотофрагментов реквиема.
Франко Арминио выбрал для своей книги, написанной в 2010 году, едва ли не самую сложную и вполне ницшеанскую форму повествования — афоризм. Каждый из 128 афоризмов этой краткой энциклопедии человеческой жизни представляет собой законченный микросюжет, умещающий жизнь, смерть и смысл прожитого.
Ясно, что тема смерти так же неисчерпаема, как тема жизни. Отличие между ними, помимо прочего, в том, что жизнь хотела бы обходиться без смерти, ведь недаром мы вечно твердим о бессмертии, а смерть без жизни никак не обходится, поскольку одно предшествует другому. У смерти немало образных определений. Одно из них — «жизнь после жизни». Возможно, это перевоплощение в другие органические или неорганические формы явленного. Либо иной способ неявленного существования, о котором можно только догадываться.
Мы назвали наше представление «медиа-реквием». Наши герои, то ли смелые исследователи-ученые, то ли эмбрионы новой жизни, вырывают из бесконечного медиашума отзвуки реальных судеб, чтобы обрести свою настоящую.
Режиссер: Андрей Сильвестров
Композитор: Ираида Юсупова
Текст: Франко Арминио
Чтец: Геннадий Киселев
Исполнитель вокальной партии: Ольга Усова
Фортепьяно: Анастасия Браудо
Слева направо: Ираида Юсупова, Анастасия Браудо, Геннадий Киселев, Андрей Сильвестров, Ольга Усова, Франко Арминио.
