Переводчик Марк Гринберг — о «Венецианке» Роберто Муссапи
Перевод стихов Муссапи стал для меня «авантюрой» в лучшем смысле этого слова, настоящим личным приключением, и я скажу об этом два слова. Примерно десять лет назад французский поэт Ив Бонфуа подарил мне книжечку под названием «La Vénitienne», только что вышедшую в издательстве Virgile. Это было издание двух поэм неизвестного мне тогда Роберто Муссапи, представлявшее собой билингву: на левой странице книжного разворота был напечатан итальянский оригинал, на правой — перевод на французский. Поэмам было предпослано объемное эссе Бонфуа: «Голос Маддалены». На следующий день я прочитал и предисловие, и переводы (Жан-Ива Массона). Обе вещи — «Венецианка» и «Слова ныряльщика из Пестума», — произвели на меня сильное впечатление, но в то время я не думал их переводить, потому что не знаю итальянского — могу, конечно, разобрать со словарем небольшой текст, и только. Спустя пять или шесть лет, составляя для издательства НЛО книжку избранных эссе Бонфуа, я решил включить в нее «Голос Маддалены» и, чтобы читатели ясно понимали, о чем идет речь, все-таки перевел «Венецианку» и «Ныряльщика». К счастью, существуют не только французские, но и английские и немецкие переводы этих произведений, так что, глядя в три перевода, я мог надеяться, что не проврусь; под конец обсудил места, в которых хотел уточнить понимание, с Робертой Сальваторе, слависткой из Неаполя, — пользуюсь случаем, чтобы еще раз поблагодарить ее за помощь. Понятно, что в принципе этот способ работы не слишком желателен, но, читая другие стихотворения Муссапи, я настолько увлекся его поэзией, что не смог удержаться и стал переводить — сначала «для себя» — некоторые из них. Когда набралось известное число, я понял, что можно составить небольшую русскую книжку. Общим счетом в нее вошли переводы 18 стихотворений и поэм из трех сборников, изданных автором в 1990-х-2000-х гг.
Мне кажется замечательной свобода и, в то же время, тактичная ответственность, с какой Муссапи движется внутри мировой культуры, разрушая границы между прошлым и настоящим, между эпохами, странами, цивилизациями и, в пределе, между живыми и мертвыми. По-моему, при этом возникает необычное поэтическое пространство, где «все хотят увидеть всех» и даже, благодаря автору, могут это сделать, могут встретиться, иногда самым неожиданным образом. Причем это живое пространство — именно живое, соединенное с жизнью автора, а не искусственно оживляемое машинерией броских культурных цитат, отсылок и аллюзий. При выборе стихотворений для перевода меня обрадовала и свобода иного рода — сюжетная и тематическая; своеобразный, не совсем ожидаемый в таком, безусловно, «ученом поэте» демократизм, явно вырастающий не из книжной, а из экзистенциальной реальности, — широкий, но чуждый имитации, аффектации; способность находить тонкие смыслы в самых разных слоях социальной жизни. Вещи такого рода, включенные мной в русскую книжку, тоже несхожи: с одной стороны, скажем, это «Партизанское кладбище», сложная поэма, которая, без сомнения, глубоко погружена в контекст военной и послевоенной истории Италии, но все же сохраняет и даже акцентирует связь с культурным (дантовским) фоном; а с другой — стихотворение «1982, Ширеа», посвященное капитану знаменитой сборной Италии по футболу, почти сорок назад победившей в памятном для старых болельщиков (к числу которых принадлежу и я) чемпионате мира в Испании. В общем, для меня этот опыт был очень интересным — надеюсь, что он окажется интересен и для тех, кто прочитает книжку.
