Скромное обаяние сюрреализма
Переводчик Елизавета Мирошникова о книге Десмонда Морриса «Сюрреалисты в жизни».
Вопрос о том, насколько частная, личная, повседневная жизнь влияет на творчество художника, или писателя, или любого другого деятеля искусств, на мой взгляд, до сих пор остается открытым. Хотя большинство — особенно мы, жертвы марксистской философии, утверждавшей, что бытие определяет сознание — склонны считать, что да, влияет. От того, какой образ жизни ведет художник, какие события происходят с ним или с его окружением, зависит результат его творческой деятельности — всё это выливается на холст, бумагу, или пленку. Да, возможно, что и так. Но с сюрреалистами вот какая загвоздка: они-то как раз считали, что все ровно наоборот: не бытие определяет сознание, а именно что сознание определяет бытие, и что не внешний мир творит мир внутренний, а мир внутренний создает окружающую реальность. И в свете такого противоречия очень странно держать в руках книгу, полную подробностей — подчас действительно шокирующих, хотя, возможно, и не в обывательском смысле этого слова — личной и общественной жизни создателей и представителей одного из самых притягательных художественных течений XX века — сюрреализма. Когда я закончила переводить вполне себе вивисекторский текст Десмонда Морриса (биолога по профессии, между прочим), меня терзал только один вопрос: «Я, действительно, узнала много для себя нового, но вот хочу ли я это на самом деле знать? Так ли это уж важно и нужно для моего восприятия картин Миро, Арпа, Браунера, Каррингтон? И что изменилось в моем отношении к сюрреализму и сюрреалистам по прочтении этой книги?» По прошествии некоторого времени я смогла сама себе ответить: вот эти вот все люди — Джакометти, Дали, Магритт, Дюшан — бывшие для меня в каком-то смысле картонными персонажами истории искусств, превратились в живых, теплых, «ламповых» представителей рода человеческого: со своими слабостями, со своей стойкостью и верой в правоту своего искусства, с терзаниями и метаниями, и, конечно же, с безупречным чувством юмора – как ни странно и удивительно, но большинство сюрреалистов им обладало, может быть, за исключением «римского папы» сюрреализма Андре Бретона. Бунюэль писал, что «даже моё краткое пребывание в рядах сюрреалистов полностью изменило всю мою жизнь». Книга Десмонда Морриса, возможно, и не изменит вашу жизнь, но, бьюсь об заклад, вы – как и я – не сможете устоять перед скромным обаянием сюрреалистов и сюрреализма.
