31 Июля / 2019

«Я хотела попробовать объединить нон-фикшн с поэзией». Интервью с Элисабет Осбринк

#интервью #нон-фикшн

Издатели Ad Marginem Михаил Котомин и Александр Иванов поговорили с автором книги «1947. Год, в который все началось» Элисабет Осбринк о том, почему она выбрала именно 1947 год, как она определяет жанр книги и связаны ли описанные события с историей ее семьи.

— Мы называем эту книгу биографией года. Почему вы решили выбрать такой формат?

— В книге, которая получила премию Рышарда Капущинского («В Вене деревья все еще стоят»), я пишу о шведском фашистском лидере до и во время войны. Я также рассказала об Ингваре Кампраде, основателе IKEA, и на самом деле это история о еврейском мальчике, который приезжает в Швецию и становится лучшим другом Ингвара Кампрада. Это история мальчишки, беженца, и история Швеции до того, как она стала образцовой страной. А Ингвар Кампрад был большим поклонником этого фашистского лидера. И меня очень заинтересовала эта персона, потому что о нем никто не писал и не говорил — словно это табу в шведской историографии. Поэтому я решила написать про него книгу. Такова была идея.

Я ознакомилась со многими источниками, провела исследования. Одна из прочитанных мною книг для этого проекта была книга Стига Ларссона, автора трилогии «Миллениум». До того, как вышла эта трилогия, он много писал о правом экстремизме в Швеции. В одном из таких текстов он писал о шведском фашистском лидере. И меня сильно задело одно предложение: «В 1947 году шведский фашистский лидер приезжает в Данию, чтобы основать фашистскую партию». Это удивительная информация — спустя два года после объявления мира он едет в Данию. Дания была оккупирована, в Дании ненавидели нацистов, а он открывает нацистскую партию. Это удивительная и странная информация.

Я была знакома со Стигом Ларссоном, я знала, что он очень тщательно относится к любой информации. Но в этом тексте он не указал на источник. Поэтому мне было важно найти подтверждение. Я посетила огромное количество архивов, но ничего не нашла. И вот однажды в одной из библиотек Стокгольма я просматривала газеты 1947 года, чтобы найти подтверждение, и вот тогда я нашла этот год. Изначально я не планировала писать биографию года. Просто в какой-то момент я стала читать о том, что происходило в этот год, день за днем, все 365 дней. Поэтому я поменяла идею и написала историю года и этот фашистский лидер (Пер Энгдаль) стал одним из героев.

— Как бы вы определили жанр этой книги? Является ли эта книга историей идей, историей людей или политической историей?

— Хороший вопрос. Понятия не имею (смеется). Я пришла из журналистики, я занималась журналистскими расследованиями, поэтому по большей части я читала нон-фикшн и всегда увлекалась поэзией. Я хотела попробовать обьединить нон-фикшн с поэзией. Возможно ли написать нон-фикшн, обрамив текст красотой поэзии, атмосферой, которую она создает? Это то, что я пытаюсь создать во всех своих книгах. Вот о чем я думаю, когда меня спрашивают о жанре. Кажется, в Германии это называют документальной новеллой, в Польше — литературным репортажем. Существует очень много способов дать этому определение.

— Потому что для меня один год как сюжет для книги — такой неисторический способ рассказывать историю. Вы как будто берете горизонтальный исторический пласт и приближаете его. Так ли это?

— Да. Один британский журналист тоже написал книгу про 1947 год. Но у него более традиционный подход. И в этой книге 650 страниц, потому что он попытался описать все, что происходило в 1947-м. И, мне кажется, это практически невозможно прочитать. Для меня этот год интересен тем, что тогда произошли события, последствия которых мы видим до сих пор. Да, в 1946-м были предпосылки, но в 1948-м это уже факты. Феминизм, музыка — все менялось. Например, именно тогда Телониус Монк начинает играть джаз, он был исключительным. Средняя Азия, новая страна для евреев. И мы не знаем, чем все это может закончиться. Поэтому это очень интересный и решающий год. В этом срезе и есть вся суть.

— В середине книги повествование прерывается личными воспоминаниями о вашем дедушке и отце. Официальная история чередуется с личной. В чем была задумка такого чередования?

— Мой отец бежал от коммунистического режима в 1956-м в Швецию. Он был политическим беженцем. Но он все еще был гражданином Венгрии, когда я родилась. После моего рождения и он, и я стали гражданами Швеции.

Мне кажется, что жизнь каждого человека и есть история. Идеи, факты, боль, очень личная боль — все это последствия политического ландшафта. Особенно в 1947-м именно боль движет политическим ландшафтом. Поэтому они говорят: «Больше никогда!» Поэтому зарождается идея всеобщей декларации прав человека. Очень много боли в основе всех этих политический идей. Поэтому мне хотелось зафиксировать именно это и в этом срезе показать жизнь конкретных людей. Должна была быть любовь, чувственный мир, секс, музыка, искусство, книги — все это тоже жизнь. Я не планировала писать о судьбе моего дедушки и отца, но в какой-то момент поняла, что 1947-ой был решающим и для моей семьи. Моему отцу тогда было всего 10 лет и он тогда сам принял решение, которое определило его и мое будущее. Вот в этом идея.

— Довольны ли вы подзаголовком книги: «Год, в который все началось»?

— Да, очень.

— Это поэтическое настроение книги?

— Это способ письма. Слова могут значить больше, чем просто описание фактов. Я думаю, что поэзия попадает в другую часть мозга, раскрывая и связывая текст совсем по-другому, чем в академическом письме или журналистике. Для меня очень важно использовать другие инструменты при написании собственных книг.

— Несколько слов для российских читателей. Как эту книгу необходимо читать?

— Я хочу, чтобы люди читали ее, как им нравится. Меня иногда спрашивают о Симоне де Бовуар. Мужчины задают вопрос: «Почему она в книге?» А женщины иногда говорят: «Мне так нравится, что там есть Симона де Бовуар». Я думаю, очень важно, что каждый может читать эту книгу так, как им хочется.

Интервью: Михаил Котомин, Александр Иванов
Перевод: Виктория Перетицкая