Автор «Сюрреалистов в жизни» Десмонд Моррис — о научной карьере, своих первых картинах и судьбе молодых художников
«Мне было неинтересно рисовать пейзажи, я решил создать свой личный мир форм и существ»: интервью с зоологом, художником, одним из последних из ныне живущих сюрреалистов и автором книги «Сюрреалисты в жизни», которая вышла у нас совместно с Музеем современного искусства «Гараж».
Расскажите немного о вашей научной карьере. Что первоначально привлекло вас к зоологии и социологии?
— Я начал изучать поведение животных в Оксфорде в 1951 году. Мое исследование всегда касалось визуального — меня интересовало то, как животные выглядят, их образ поведения. Всю жизнь у меня было два интереса, две страсти — наблюдать за животными и рисовать картины. Мое научное исследование всегда было основано на наблюдении, на изучении разных цветов животных и их движений, на том, как животные двигаются, танцуют или ухаживают друг за другом. Изучая животных, я одновременно узнавал о визуальных формах и опыте.
Потом я переехал в Лондон, чтобы изучать поведение шимпанзе в Лондонском Зоопарке. Там мне тоже удалось объединить два моих интереса, поскольку я изучал, как шимпанзе рисовали простые изображения. Один шимпанзе изо всех сил старался делать композицию — простую абстрактную позицию.
Потом я решил рассматривать поведение, и я смотрел на него так же, как я смотрел на поведение животных—то есть, я наблюдал. Я не брал интервью или общался с людьми, а наблюдал за тем, что они делали. Как они жестикулировали, как они позировали, как они двигались, как они взаимодействовали с выражениями лица. Сейчас фраза «язык тела» вошла в повседневную речь, но в 1970 годы мало кто ее использовал. Я горжусь тем, что благодаря моему исследованию эта фраза стала более распространенной.
Где и когда вы начали писать картины? Это было до того, как вы заинтересовались животными?
— Моим первым увлечением было изучение поведения животных. Но я открыл себе мир искусства еще в школе, тогда же я начал писать картины. С самого начала мне было неинтересно рисовать пейзажи — я решил создать свой личный мир форм и существ. Потом я наткнулся на книгу в школьной библиотеке, в ней было эссе одного из сюрреалистов.
Основные принципы сюрреализма очаровали меня, потому что оно, как движение, подразумевало эксперименты с новыми визуальными формами, можно было позволить подсознанию править бал. Так я начал создавать мир биомедицинских биоморфов, то есть, биологических форм, потому что я как раз уже был увлечен животными. Я не хотел рисовать животных в их естественном обличье. Я хотел использовать свои знания биологических форм и процессов развития, того, как животные растут и меняются, как микроскопические организмы приобретают разные формы, чтобы делать на холсте свой личный мир.
У меня всегда была двойная цель: я хотел, чтобы все эти формы и существа были оригинальными, не имея никакой связи с реальным миром, но в то же время мне хотелось, чтобы у всех форм было какое-то базовое сходство.
У вас есть художественное образование?
— Формального обучения практически не было — я учился рисовать в мастерской местного художника, как было принято делать в ранних веках, еще до масштабного открытия художественных университетов. Потом меня призвали в армию, но вместо солдатской службы мне удалось устроиться на должность преподавателя изобразительного искусства. К этому я был совершенно не готов, и приходилось много блефовать, но таким образом я погрузился в творчество и почти забыл про свои научные исследования.
После войны мне стало ясно, что работа художником не приносит много заработка, и решил дальше учиться. Я поступил в университет Бирмингема и получил степень по зоологии. Во время учебы я с большим удовольствием рисовал под микроскопом и таким образом оттачивал разные художественные навыки. Я много узнал о формах и узорах — это сильно помогло мне в творчестве.
В 1950 году я впервые представил свои работы на совместной выставке с Хуаном Миро в Лондоне. Но я не мог жить только продавая картины и переехал в Оксфорд, чтобы получить докторскую степень по поведению животных. Официально по образованию я зоолог. Но я никогда не прекращал писать картины. У меня всегда была мастерская, и, как только появился свободный момент, я пошел туда рисовать. С 1946 до сегодняшнего дня я рисую без остановки. Наверное, я писал около 3 тыс. картин и стараюсь выставлять свои картины два раза в год. На этой неделе мне исполнится 91 год, и я все еще рисую.
Вы все еще относите себя к сюрреалистам? Как изменился ваш стиль живописи за долгую карьеру?
— Меня называют сюрреалистом, поскольку моя работа творческая, я рисую с большим воображением. У меня есть своя вселенная форм, которая с 1940 до сегодняшнего дня развивается и дополняется. Иногда я делаю иллюстрации для научных публикаций, и в таком случае я, конечно, рисую аккуратные изображения. Я написал книгу об искусстве бронзового века и сам же сделал для нее иллюстрации к древним артефактам. Я умею рисовать стандартные изображения, мне даже это нравится, но когда у меня есть выбор, я предпочитаю более творческий стиль.
Во введении к «Сюрреалистам в жизни» вы говорите, что вам не особенно нравится отвечать на вопросы о том, что означают ваши картины. Но все же, несмотря на то, что в принципе сюрреалистичные картины должны исходить исключительно из бессознательного, как выглядит сам процесс создания композиции? Насколько осознанным являются ваши решения в плане того, где вы размещаете конкретные изображения?
— Это обоснованный вопрос. Когда я пишу картину, параллельно идут два процесса — есть создание моего личного мира, а есть изображения какой-то темы. Например, я написал большую картину под названием «Дерево Времени», там изображено дерево, покрытое моим биоморфными формами и птицами, но главная идея заключается в том, как все эти формы находятся на разных стадиях развития.
Или в другой картине есть, например, родительская фигура и детская фигура, но они не похожи на обычных людей. Мы можем определить какие у них отношения по размерам фигур — детская фигура меньше, чем родительская, и по расположению фигур родительская защищает ребенка. Но сами изображения придуманные и не имеют никого отношения к настоящему миру.
Каким был ваш исследовательский процесс при написании «Сюрреалистов в жизни»? Где вы брали всю информацию? Это личный опыт, отношения с самими художниками или их близкими, архивное исследование?
— Я взялся за написание этой книги потому, что я один из последних живых сюрреалистов. Да, у меня есть личный опыт, личное знание, знакомства, хотя я довольно поздно присоединился к движению и знал далеко не всех. И вот мне исполнилось 89 лет, и я подумал: «Ну вот как раз у меня есть информация и как раз я еще жив, было бы жаль не воспользоваться этим знанием».
Я начал с тех, кого лично знал, а потом перешел на всех и погрузился в исследование. У меня очень большая библиотека, около 11 тыс. книг, и большая часть из них о сюрреалистах. Кажется, я практически все книги читал и в итоге написал 100 биографий. Но издатели отказались от такого количества биографий, и мне пришлось оставить только «лучших из лучших», в итоге список уменьшили до 31. К счастью, одно очень маленькое издательство, специализирующееся на сюрреализме, издало остальные 69.
На протяжении двадцатого века было много различных направлений — сюрреализм, концептуализм, в которых художники работали вместе, коллективно. Сейчас, мне кажется, что эпоха художественных направлений подошла к концу. Как вы видите положение современного искусства? Вам не кажется, что сейчас это более индивидуальное занятие?
— Надо рассмотреть историю искусства 20 века, чтобы понять современное положение. В 20 веке фотография взяла на себя ответственность визуально фиксировать внешний мир. Художники вдруг освободились от этого долга. Конечно, еще есть портретисты. Но как только художникам больше не пришлось фиксировать внешний мир, они смогли уделять больше внимания воображению и принялись за изображения, не связанные с внешним миром. И это исследование воображения проходило на протяжении всего 20-го века.
Это было нечто совершенно новое, сначала публика с трудом это принимала. Они воспринимали кубистов, абстрактных художников и сюрреалистов как маньяков. Они говорили: «Что это за фигня?» Художники этих направлений были пионерами нового подхода к рисованию, и им пришлось бороться против тех, которые хотели видеть только пейзажи, цветы или портреты. И поэтому они обрели силу, собравшись вместе в группы, потому что тогда они могли ободрять друг друга. Изолированный человек в те дни был бы перегружен критикой и непониманием.
Во время моей первой выставки в 1948 году, в местную газету отправили письмо с требованием сжечь все мои картины в печи, потому что они не были пейзажами, портретами или цветочными картинами. В то время в обществе царила огромная враждебность по отношению к тем, кого сейчас считают мастерами: в 1940-е Пикассо считали сумасшедшим.
К концу 20 века, идею о том, что художник может рисовать вне рамок внешнего мира наконец приняли. Не надо было больше бороться против предубеждения. Потребность объединяться в группы исчезла — художник сам смог рисовать что угодно, не становясь при этом жертвой атак со стороны общества. Более того, общество начало наслаждаться этими направлениями: абстракционизмом, сюрреализмом.
Какой совет вы бы дали молодым художникам?
— Сегодня все правила уже нарушили, люди приняли, что искусство может выглядеть по-другому. Художнику в 21 веке позволено делать все что угодно. Нет ничего, против чего можно было восстать. Они могут рисовать чистый холст, холст со странными изображениями, теперь все приемлемо. Как молодой художник сегодня может сделать новое заявление? Это стало проблемой для них. Современному молодому художнику довольно трудно найти новую форму выражения, которая позволяет им сказать: «Я не как все».
Мне кажется, что единственный способ, которым молодой художник сегодня может сделать себе имя, — это иметь личный, эксцентричный стиль. Мой совет — забейте на прошлое. Найдите личную страсть или одержимость и превратите это в свой стиль. Будьте индивидуалистами, потому что художественные движения уже стали делом прошлого. Все главные восстания позади и вы можете делать все, что захотите. И это замечательно с одной стороны, но также и довольно пугающе, потому что, нет против чего биться, больше нет повода бунтовать. И поэтому вы должны нащупать свой личный интерес к чему-то, который настолько своеобразный, настолько необычный и личный, чтобы это стало вашим творчеством.
