Интервью с магическим марксистом, автором книги «Любитель» Энди Мерифилдом
В прошлом году у нас вышла книга «Любитель. Искусство делать то, что любишь» Энди Мерифилда — писателя, урбаниста-любителя, теоретика образования и магического марксиста. Наша стажерка Эмили Зиффер поговорила с ним о современном образовании, развитии городов и книгах.
В «Любителе» вы пишете о том, что университет стал институтом, собирающим фактические данные, заинтересованным не в качестве образования, а в производстве количественного результата. Я часто вижу эту тенденцию в США, где университеты стали закрывать некоторые факультеты, которые не приводят к определенному карьерному росту. Вы долго преподавали и частично теперь работаете в системе высшего образования. Как вы справлялись с этими изменениями?
— Я ушел из академической среды в 2003 году после неприятного опыта преподавания в США. Получается, что уже прошло 15 лет с тех пор, как я не преподавал студентам. И не скучаю ни капельки. Борьба против профессионализации этого учреждения — это не борьба, в которой я хотел бы принимать участие. Мне такое дело не по душе. Теперь я периодически возвращаюсь к академии путем временных стипендий. Это я делаю для того, чтобы не терять интеллектуальные связи и зарабатывать небольшие деньги. Но, по-моему, современный университет — нелепое учреждение почти везде. Им управляют администраторы с необоснованно высокой зарплатой, у которых нет четкого представления об образовательном процессе. К сожалению, профессора и ученые придерживаются этой системы — и во многих отношениях сыграли важную роль в ее создании — таким образом они и заключенные, и надзиратели тюрьмы собственного производства. Они жалуются, но именно они позволили этому случиться. Некоторые из моих интеллектуальных героев были профессорами, но они принадлежали другому поколению, которому удалось уклониться от конвейерного производства академиков. Увы, многие студенты, несмотря на их специальности, являются жертвами этой системы, а не примерами ее успеха.
Недавно нью-йоркский независимый книжный магазин «McNally Jackson» объявил о своем закрытии в районе Soho из-за 136-процентного повышения арендной платы. Вы говорите об этой тенденции в «Любителе» и мне интересно подробнее узнать, как вы представляете себе развитие современного города. Видите ли вы будущее для книжных магазинов, галерей, культурных пространств? Или необходимо по-другому относиться к подобным местам?
— Я негодую из-за состояния наших городов и книжных магазинов, которые в «Любителе»я называю «канарейками в городской угольной шахте». Книжная империя «Borders» давно рухнула, а империя «Barnes&Noble», сравняв с землей независимые книжные по всей Америке, сейчас, после, казалось бы, мощной перезагрузки, объявила о массовом закрытии своих магазинов. Однако с положительной стороны наблюдается мини-возрождение независимых книжных магазинов как в США, так и в Великобритании, что весьма обнадеживает. Но я сомневаюсь в творческом развитии городов, пока муниципалитеты не будут регулировать арендную плату и иметь право предотвращать спекуляции на рынке недвижимости.
Я думаю, что «креативный класс», который превозносят такие люди, как Ричард Флорида, на самом деле приносит больше вред, чем пользу. Я всегда утверждал, что города должны регулировать проблемы свободы и необходимости, должны предоставлять доступное жилье и достойное качество жизни, наряду с новизной опыта и возможностями для расширения свободы личности.
Увы, прогулки по многим городам в «продвинутых» капиталистических странах не раскрывают ни интриг, ни новизны, ни демократии. Наши города заведомо не справедливы и не интересны. Они сглажены фамильярностью, независимо от того, сколько разных небоскребов строится. Их вездесущность—в их сходстве и предсказуемости их функций. Везде те же скучные сети магазинов захватывают самое выгодное расположение; везде те же впечатляющие стеклянные и стальные архитектурные сооружения построены для того, чтобы привлечь знакомые финансовые услуги и высокотехнологические виды деятельности, рассредоточенные среди знакомых в многонациональных корпорациях — в тех же бухгалтерских фирмах и банках — вроде Google, Amazon, Facebook и Microsoft. Меня это бесит!
Мне нравится думать, что надежда для наших городов проявится за пределами профессионального большинства—в «любительском андеграунде». Мне кажется, что приличные, прогрессивные и радикальные люди должны собираться в андеграунде и агитировать там же — на периферии. Ведь сегодня настоящая правда — в андеграунде, а не там, где господствует коммерческий мейнстрим. Вы не услышите правду из уст богачей, напротив, она в устах честной периферии, на краях честной жизни, на краях наших городов, в запущенном пригороде, в самоуправляющихся «защитных зонах» (ZAD).
Велика вероятность, что наши города омолодятся старыми средствами — на бумаге, а не новыми онлайн-медиа. Проблема нынешних социальных сетей в их насыщенности. Их слишком много и большинство спекулируют ложью, страхом и ненавистью. Слишком много коммерческих медиа и слишком много каналов, которые не предлагают людям выбор. Мы затоплены «разными правдами», поэтому сложно понять, где настоящая правда, а где—ложь. Новая правда возникнет в андеграунде, как когда-то прежде, ее произнесут бедные, но умные люди, живущие в заброшенных районах и общающиеся посредством старых авангардных медиа.
Возможно, в городе будущего будут кафе и тусовочные места, где единомышленники и путешественники будут собираться, знакомиться друг с другом, разговаривать и спорить, делиться музыкой, играть джаз. Таким образом люди могут общаться лицом к лицу, а не за экраном компьютера или телефона. Могут лично присутствовать и участвовать в дискуссиях о будущем, жить в настоящем моменте. Некоторые из этих новых экспериментальных районов могут подражать Greenwich Village и Soho в Нью-Йорке. Может быть, будут новые театры, возрождающие старые пьесы Беккета или Брехта, или постановки в стиле американской труппы «Живой театр», которая переосмысляет классиков, преобразует новый авангард, вдохновляет новые аудитории и оживляет опытных зрителей, помнящих первую волну. Хотя, может быть, я слишком ностальгирую. Это бывает с возрастом!
Что можете посоветовать молодому поколению, не желающему следовать традиционному карьерному пути. Как могут художники, писатели — любые творческие личности — делать то, что они любят, но при этом зарабатывать достаточно денег, чтобы выжить в современном мире?
— Я опасаюсь давать совет, потому что это подразумевает что у меня все в порядке, что у меня найдутся ответы на все вопросы — ничего подобного. Жизнь любителя —независимого академика и писателя без фиксированной зарплаты — иногда может быть очень сложной. Тебе надо постоянно чем-то заниматься, преодолевая изоляцию и, конечно, надо быть готовым к выживанию без достаточного количества денег. Но я хорошо понимаю, что сейчас у молодых умных людей с хорошим образованием много доступных вариантов. У них есть выбор. Моя концепция любительства не заключается в том, что молодые люди не должны работать в рамках какого-то учреждения. Любительство — состояние души, восприимчивость, процесс самоанализа, посредством которого ты постоянно спрашиваешь себя: моя работа конформистская или критическая? И, возможно, самое важное — в чьих интересах я работаю? Возможно ли делать эту работу в других компаниях, где есть более ответственное начальство, более ответственная и достойная работа? Пока я готовил материал для «Любителя»,мне стало ясно насколько высокооплачиваемые профессиональные должности приводят к тому, что работники чувствуют себя абсолютно нереализованными. Эти профессии смертельно скучны и убивают желание жить, не говоря уже о вреде, который они приносят обществу. Разве зарплата стоит того?
У вас есть свой конек?
— Моя работа, наверное, мой конек, и в этом же весь смысл любительства. Я — то, что я делаю. В этом мне повезло. Я мучаю себя своим написанием и чтением, и наукой, безусловно, но я вполне свободен делать то, что хочу, писать о том, что меня интересует и о том, что я считаю важным и может быть политически актуальным. Но для меня нет ничего лучше на свете, чем бродить по букинистическим книжным магазинам в незнакомом районе или городе. Когда я путешествую — по работе или просто так — я всегда ищу независимые книжные и магазины с подержанными книгами. Сейчас, как у урбаниста, у меня хорошее чутье на такие места, судя по архитектуре или даже по запаху! Чаще всего хорошие книжные магазины находятся в обшарпанных и интересных районах с низкой арендной платой и хорошими кафе. Я всегда любил цитату Вальтера Беньямина, которую упомянул в «Любителе»: «не помню, как много городов сдались мне отнюдь не в результате лобовых атак, которые я предпринимал ради захвата книг».
Что вы сейчас читаете?
— Я читаю книги залпом, и бывают периоды, когда я хочу читать только одного автора. Хотя часто то, что я читаю, обусловлено тем, о чем я в данный момент пишу. Иногда это может стать полезным: твои читательские привычки меняются, как только ты начинаешь писать. Часто, в разгар написания книги, я вообще не могу читать. Некоторое время назад я увлекся чилийским автором Роберто Боланьо. Его книга «Savage Detectives» меня так захватила, что я не хотел читать другие его произведения. В последнее время я читал Сэмюэля Беккета — думал о нем писать, но давно бросил эту идею. Сейчас я одержим сюрреализмом. Я читаю о женщинах-сюрреалистках для книги, которую хочу написать о любовных парах этого периода. Я читаю мемуары художников и писателей, в том числе Леоноры Каррингтон (душераздирающая история о том, как она пережила нервный срыв в испанской психиатрической клинике при Франко и фашизме) и Доротеи Танниг. У обеих были любовные связи с художником Максом Эрнстом. Сюрреалисты писали о любви и произвели некоторые из своих лучших работ в 1930-1940-е годы. Эта эпоха известна ненавистью, страхом, разногласиями и национализмом. Учитывая, что сегодня у нас все это снова бурлит, необходимо пересмотреть любовь!
Интервью: Эмили Зиффер
Перевод: Виктория Перетицкая
